Евгений Осипов

ЕВГЕНИЙ ОСИПОВ
(1932–1973)

Я жил, как и положено поэту: 
Не лез в чины, не ставил в грош уют,
И старые друзья меня за это
Заглазно неудачником зовут. 
Мне лучше знать,
                на что я время трачу,
Какой иду дорогой – мне видней.
У каждого из нас своя удача
И собственное мнение о ней.
А что до счастья – счастье привалило.
Погибельно красивая жена
Меня скоропостижно полюбила
И кризисную страсть пережила.
Над нами вековые сосны пели.
Пастух будил солотчинский рассвет.
Сынишка спал в спокойной колыбели…
Шестнадцать лет прошло.
Шестнадцать лет!
Капризная,
                безжалостная,
                злая,
Зачем тебя обязан помнить я,
Сгоревшая любовь,
                жена былая,
Жестокая бессонница моя?!
Что ж, молодись,
                наплюй на кривотолки,
Очередного мужа заводи…
По улице Пожалостина только,
Прошу тебя,
                не надо,
                не ходи.
Пусть кумушки-соседки точат лясы,
Судачат вкривь и вкось наперебой –
Я сроду бабьих сплетен не боялся,
Пойми:
           мне страшно встретиться с тобой.
Ведь ты опять призывно ножкой топнешь,
Ты рада будешь
                мне напомнить всласть,
Что настоящий неудачник тот лишь,
Которому любовь не удалась.

СОВЕСТЬ
Она, как боль, прихлынет в одночасье –
Высокой Правды скромная сестра.
Свиданье с нею
Не приносит счастья,
Размолвка с нею
Не сулит добра.
Всегда пряма, она не строит козней,
Не тронет зря,
Но судный час пробьёт –
Она придёт,
И нет страшнее казни,
Которую она изобретёт.
Не задарить её, не откреститься,
Не приказать ей грубо: «Замолчи!»
Она – повсюду. От неё не скрыться
Ни в море,
                ни в тумане,
                ни в ночи.
Ниспровергая, прославляя, ссорясь,
Прощая, ненавидя и любя,
Всегда и всюду будь таким
Чтоб совесть,
Живя в тебе,
Не мучила тебя.

АИСТ В ПОЛЁТЕ

Плавно,
не напрягаясь,
медленно,
как во сне,
плыл по-над Неманом аист
в утренней голубизне.
Плыл он надменно и гордо
над ослеплённой зарёй
древней твердыней Гродно –
Замковою горой.
Плыл неизвестно откуда
и непонятно куда…
Ширококрылое чудо,
символ,
            легенда,
                мечта.
Слышал я, гость Беларуси
(сердце поверить велит)
аист, по-здешнему бусел,
счастье в полёте сулит.    
Стало быть, выпал мне случай
справиться с делом любым.
Вновь я, чертовски везучий,
всеми ценим и любим,
горестей
              не замечаю,
радостей –
                невпроворот.
Аист не подкачает,
бусел не подведёт!
К вечности прикасаюсь
трепетною строкой…

Тает над Неманом аист. 
Тянет журавль над Окой.

ТРИДЦАТЬ ТРИ

На горластой пирушке
я нынче за старшего,
красный угол
пожалован мне неспроста:
я сегодня ровесник
писателя Гаршина,
даже, если хотите,
однолеток Иисуса Христа.

О, божественный возраст!
Я хмелен сегодня,
по одной половице
едва ли пройду.
Выступаю, как бог,
пью, как дурень господний,
за своё вознесенье
на тридцать четвёртом году.

Вознесусь я!
И женщина
с пенным именем Инна
будет плакать, по-бабьи
некрасиво и зло.
Я любил её,
как Христос не любил Магдалину,
и тревожит былое,
хоть обильным быльём поросло.

Вознесусь.
Не беда,
коль в разгаре веселья
роковую, последнюю
поднести мне рискнут.
И тогда вечеринка
обернётся вдруг тайной вечерей,
и меня сновидения
затиранят, замучат,
распнут!

«Да святится имя моё…
Да исполнится чудо…
Да простятся грехи
несущему тяжкий свой крест…»
Где же ты –
подходи
и целуй меня, пьяный Иуда,
чтобы я протрезвел
и воистину завтра воскрес!