Февраль

Ему от роду двадцать дней,
А походит на старика,
Нет в колоде его тузов,
Да и стан подпирает клюка.

Он и ветрен был, и ворчлив,
Зол безмерно, чудил порой,
А в награду – тома стихов,
Наслаждался он слов игрой.

Близок жизни его закат,
Понимает, но, как никто,
Покусать всех с утра готов,
Надевая, в прорехах пальто!

Не от ярости ль он дрожит,
Принимая из вне ухмылки?
Был богатым, но рухнул кров,
Пот ручьём на плешивом затылке.

Хорохорится старичок!
Жаль, каблук не стучит, а шаркает,
Нынче шаг у него таков,
Не спасти никакими припарками!

Знать, бравада его сильна,
В закрома день и ночь ныряет,
Превратился в иглу засов,
На сосульках, как рунах, гадает.

Помнит давний он свой грешок,
Мешкал сразу-то. Был моложе.
Снег был заперт на сто замков.
Скуповат на добро, похоже.

Начинает в душе стенать,
Понимая, – землице б надо…
Только ждёт она мастеров,
Что не потчуют её градом!

И уж, сколько не ворожи,
«Кашу варят, коль есть огнище»,
Позади двадцать светлых деньков,
Жить неделю ещё! Он - нищий.

Сколько злата не хорони,
Пояс истинно затянув,
Много ль прибыли обретёшь,
Стариною однажды тряхнув!

«Время сеять и время жать»,
Нет, о личном вопил престиже!
Иль, закон его был таков,
Что - «Рубашка своя к телу ближе»?
               
20. 02. 22 г.