Тюльпаны для Петровны

ПОСРЕДИ ночи Петровна проснулась от боли. Под рёбрами ныло и жгло. Она  с трудом поднялась, прошаркала до стола и вынула из шкатулки блистер с таблетками. Проглотила одну, запив водой. Согнувшись пополам, присела на стул. Время текло медленно и мучительно. Постепенно боль утихала. За окном уже брезжил рассвет. Весна. Слышно было, как по подоконнику стучала капель - кап, кап, кап, отсчитывали капли минуты... Наконец отпустило. Петровна тяжело встала, умыла лицо под рукомойником, накинула шаль, куртку  и вышла на улицу.
Вздохнула, в воздухе чувствовалась весенняя свежесть, пахло прелой корой. «Видимо, от старой яблони, что давно растёт у крыльца», - мелькнула в голове мысль. - Ветки опустились до земли - подпереть бы надо…».
Спустилась с крылечка, прошла к поленнице, набрала дровишек, что посуше: «Нужно печку протопить, вдруг боль вернётся, пусть в доме тепло будет».
Вскоре из трубы над крышей потянулся дымок, а Петровна уже гремела вёдрами в сенках - собралась за водой.  До деревенского колодца  - метров пятьдесят. Женщина шла, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, разглядывая посеревшие  от влаги сугробы. Скоро совсем раскиснет, впору сапоги резиновые доставать. Сын, как снег сойдёт, обещал провести воду в дом, тогда не надо будет надрываться, с колодца её таскать. Шла, задумавшись, и даже вздрогнула, когда где-то сбоку послышался хриплый кашель.
«ВОТ, ЛЕШИЙ, напугал», - проворчала Петровна, увидев Кузьмича с соседней улицы. И чего ему в такую рань здесь понадобилось?
Прокашлявшись, Кузьмич заговорил: «Помочь что ли, соседка?»
«Что это на тебя нашло? - удивилась женщина. - Вроде как сама справляюсь...»
«Да я мимо вот шёл, гляжу - ты... Болеешь никак? Что-то вид у тебя неважный...».
Петровна по привычке хотела отбрить Кузьмича, но..., сама того не ожидая, вдруг призналась: «Да, ночью прихватило что-то... Но ничего, уже терпимо...».
У ожидавшего грубого ответа Кузьмича на лице отразилось лёгкое удивление - надо же, ответила по-человечески... А ведь сколько лет она практически с ним не разговаривала, или отвечала резко, грубо, будто обрубала... С той самой поры... Как же давно это было.
Кузьмич разглядывал Петровну, и за морщинками на лице видел всё ту же весёлую и озорную девчушку. Ту, что он знал много лет назад, и, чего уж теперь скрывать от самого себя, любил до умопомрачения. 
НАДЕНЬКА, Надюшка... Всё могло у них сладиться тогда, не окажись он таким олухом, и не поведись на приезжую красотку Зойку. У них с Надюшкой дело уж к свадьбе шло, а тут она - залётная из соседнего района. Глаза блестят, юбочка по колено, ножки худенькие, как две вички, зато грудь из глубокого выреза на платье так и норовит выпрыгнуть. Как-то заявилась к ним в сельхозмастерскую, будто по делу - трубу в доме заварить. Ну Кузьмич, сварщик 4 разряда, согласился помочь... Да там и задержался на всю ночь.
Опомнился утром, да ничего уже не исправишь. В деревне сплетни быстро разносятся, он ещё из калитки Зойкиной выйти не успел, а до Надюшки языки доброжелателей уже новость донесли...
Не простила, на порог не пустила больше, объясниться не позволила и стороной с тех пор обходила. Сколько лет-то пролетело?!
ЖЕНИЛСЯ он на Зойке, только в душе частичка Надюшки осталась, нет-нет да и вспоминал про неё. А Надежда через год после их свадьбы вышла замуж за Николая, сына родила. Только недолго они прожили. Колька её заболел, да и отдал Богу душу... Одна мальчонку поднимала. Мужики деревенские «хороводы» вокруг неё водили, только Надежда никому больше взаимностью не ответила.
А у Зойки, как оказалось, дочка подрастает. Малышку её родители воспитывали. Они уже мужем и женой были, а Зойка всё девчушку к себе брать не хотела. Хотя он не раз об этом заговаривал. И своих детей очень хотел. Но не получалось как-то. Или Зойка не хотела. Только когда он как-то сгоряча её упрекнул, спохватилась. Привезла Алёнку, видимо, чтоб он на своих детях не настаивал. Кузьмич смирился. Да в деревне и некогда было особо об этом думать - знай работай.
Так и шли год за годом. Алёнка выросла, в город упорхнула, замуж вышла. А когда Зоя заболела, она её к себе забрала из деревни. Кузьмич ошарашен был - ведь неплохо вроде жили, и поддерживал он жену во всём, и жалел. С годами, правда, практически общаться перестали, мало разговаривали, перекидывались односложными фразами. Так ведь, как ему казалось, знали друг друга - к чему лишние слова-разговоры. А оно вон как получилось. Напоследок Зоя ему высказала, что чужой он всю жизнь для неё был… Да как же так-то? Ведь в одной постели спали, за одним столом ели. И не обижал он её, а вот - поди ж ты - чужой...
«ДАВАЙ, Петровна, донесу, что ли? - не дожидаясь ответа, Кузьмич перехватил два жестяных ведра, и пошёл, не оборачиваясь, к дому Надежды. Той ничего не оставалось, как за ним последовать.
Шла, опустив голову, наблюдая, как ступают большие  мужские сапоги по рыхлой снежной каше, как раскачиваются от этих широких шагов вёдра, и капает то и дело вода за голенища.
Вспомнилось ей, как в эту же пору пришёл к ней Петя рано утром, в окошко постучал. Она выглянула, а у него в руках нежно-розовые бутоны. Тюльпаны!!! И где только достал? Она не раз потом его про это допытывала. В деревне в те времена тюльпаны были диковинкой. Но Пётр лишь счастливо улыбался, и молчал...
От этих, волною нахлынувших воспоминаний, Надежде вдруг захотелось вот так идти и идти следом за сильным и надёжным мужчиной, чтоб смогла она наконец-то сбросить со своих хрупких плеч груз жизненных проблем, ослабить ту удавку, что не давала ей вздохнуть полной грудью долгие годы после смерти мужа…
С Колей она могла позволить себе быть слабою, с ним она чувствовала себя женщиной, и это он помог ей забыть горечь от предательства Петра – Кузьмича то бишь, так его теперь кличут.
А ведь тогда она серьёзно думала от боли душевной руки на себя наложить - жить не хотелось вовсе. Коля же жизнь в неё заново вдохнул. А она поначалу и смотреть на него не хотела. Только у Коли хватило мудрости тихо, ненавязчиво, но упорно раны её залечить.
Мало ценила она Коленьку, мало. И поняла это, только когда не стало его, родного, через восемь лет совместной жизни. Как-то пришёл с конюшни, прилёг ... и не проснулся. Врачи сказали - сердце. Оказывается, с детства в нём этот недуг рос, затаившись до поры до времени. А ведь он никогда не жаловался, словом не обмолвился, не хотел, видно, чтоб жалела...
Сын, на которого Петровна так надеялась, приезжал редко. Да она и не обижалась – у него давно своя жизнь - городская, столичная. Пока здоровье не подводило, и не загадывала, как будет век свой доживать. А вот теперь задумалась…
«НУ ВОТ… Ты проси, если что помочь надо», - Кузьмич поставил вёдра на крылечко. Та и ответить не успела, а он лишь поглядел в её глаза пристально, повернулся и зашагал прочь.
С тех пор и повелось – чуть не каждый день Петровна Кузьмича встречать стала. Она в магазин за хлебом – и Кузьмич там оказывался, она за водой к колодцу – и он недалече. Но молчит, не подходит. А однажды решила за околицу прогуляться, подышать. Шла тихонько, вдыхала с наслаждением воздух, весной пропахший, а у речки за бугром - он, Пётр, на тебе - собственной персоной.
«Ты преследуешь меня что ли?» – не выдержала на этот раз Петровна.
Кузьмич смутился, потоптался на месте, а потом решительно шагнул навстречу женщине.
«Поговорить с тобой хочу давно, - твёрдо сказал мужчина. - Выслушай».
Надежда Петровна молчала. Внутри шевельнулось смутное предчувствие. Не дождавшись ответа, Кузьмич продолжил: «Знаю, виноват я перед тобой. Но ведь сколько воды утекло. У каждого своя жизнь сложилась. А теперь ты одна, и я – один. Может, будем друг другу опорой, поддержкой. Не чужая ты мне, до сих пор не чужая…»
Помолчала Петровна, подумала, а потом усмехнулась, как обычно, и произнесла: «И что ты такое удумал под старость лет? В молодости не получилось, так куда уж теперь... Что люди-то скажут?»
«Людям всё равно, что говорить... А жизнь одна. И только нам решать, как быть», - тихо промолвил он в ответ.
ДОМОЙ они возвращались разными дорогами, Надежда так захотела - засмущалась, как девчушка, что-то. Но о сказанном Петром призадумалась. Былая обида шевельнулась было льдинкой в сердце, но... тут же и растаяла.
А ночью её вдруг приснился сон: будто она и не спит вовсе, лежит в кровати, в окно глядит. А там солнышко, и лучики лицо щекочут. Окно открытое, а на подоконнике - ярко алеют тюльпаны. Любимые её цветы. И так на душе от этого тепло и радостно, что впору летать...
Проснулась от непонятного шума. Присела, глянула за окно... А там и вправду - цветы, бутоны алые от лёгкого ветерка шевелятся. Тряхнула головой, глаза зажмурила – может, спит ещё? Открыла - нет, не спит, и тюльпаны на месте.
Встрепенулась, соскочила с кровати, будто молоденькая. Накинула куртку, босые ноги в сапоги засунула - и на улицу. Обежала дом и замерла. На наличнике и вправду (не привиделось) тюльпаны лежат, а чуть поодаль - Кузьмич, любовь её бывшая. Стоит, улыбается в усы: «С праздником, Надежда, с 8 марта!»