Спаси, Господи, люди Твоя!

          Я опоздала на какие-то полчаса-час.  Мама умерла.  Руки,  безжизненные,  испещрённые мириадами точек запёкшейся крови и уставшее,  застывшее лицо…
Я не могла понять,  кого из нас с нею наказали больше этой невозможностью проститься и зачем.
За окнами жизнь переливалась через край.  Десятое марта 2014 года.  Маленький городок в Донецкой области.  Никто не знал,  что впереди война…
          Таможня.  Город Харьков.  Вертлявый,  словно крутящийся на зубочистке, мужичок в несвежем камуфляже долго копался в наших с сестрой сумках своими паучьими лапками и походя спрашивал:
          -  Шо везёте?
          -  Ничего.  Личные вещи.  Мы с похорон.
          -  Кого поховалы?
          -  Маму.
          -  И шо,  имущество какое взялы з собою?
          -  Никакого.
          -  Ну гроши там,  докУменты на жильё?  Хата-то у мамки была?  Гроши за хату везёте?
Мы переглянулись с сестрой.  Из соседних купе выглядывали люди,  недоуменно рассматривая нас и «государственного мужа».
          -  Мы на днях только похоронили.  Какие деньги?
          -  А цэ шо?  –  он вытащил иконку Николая Чудотворца,  обёрнутую полотенцем.  Мамину иконку,  которой её благословляли на счастливую супружескую жизнь.  По-хозяйски осмотрел и стал засовывать к себе в сумку.  Сестра,  не издав ни звука,  схватилась за край иконы.  Я никогда не забуду выражения её лица. Противостояние длилось минут пять,  когда из соседнего купе донёсся голос:
          -  А поезд-то тронулся…
Мужичок отпустил край иконы,  выругался и понёсся к выходу.  Поезд набирал обороты,  и горе-таможеннику пришлось прыгать.  Он неловко соскочил и,  прихрамывая,  поковылял к вокзалу.  Вокзал становился всё меньше,  меньше, меньше,  пока не скрылся из виду.

          Вспомнилось сегодня…