Боже, храни Королеву

Боже, храни Королеву, да так, чтобы долгие
годы её красота била в очи иголками,
словно назойливый писк комара, оглушающе
бьющий по нервам совсем без намёков на тчивость
и умолять над душой не шуметь столь учтиво
нас вынуждающий.

Господи, Ты сохрани Королеву, прошу Тебя.
Сиречь ничем Ты не лучше ни капли, чем шут, и я
мог бы спокойно и сам это всё обеспечить, но
слишком далёк от неё, Ты пойми меня верно. Ох...
В общем-то я, говоря уж по правде, уверен, что
чужд этой женщине.

Боже, я знаю, что в этом с Тобою взаимность есть:
так же не веришь в меня, но поверь, что зависим весь
я целиком — от стопы до последнего волоса —
лишь от неё. Нетушимый она в моём сердце
факел зажгла. И рассвет на вратах королевства
светлые полосы

с лёгкостью той же оставить, чай, не в состоянии,
с коей моя Королева своим обаянием
след нестираемый вбила в пласты моей памяти
остро заточенным крепким осиновым колом, но
память моя не вампир, потому и уколом до
смерти не раните.

Боже, Ты просьбу услышь, я прошу об одном сейчас:
просто спаси Королеву, как сам бы её не спас
я от себя, от льстецов и от смрада, идущего
из глубины лживых уст. Но ведь это не их вина:
все совершают порою ошибки. Моей была
вера в грядущее.

Вечно с ней рядом мне быть не дано, потому что лгут
сказки о том, что Царице не может наскучить шут.
Хоть и решил: не уйду, пока чувства дымят внутри —
время придёт. Уходя, загляну к Тебе, Боже,
и повторю я мольбу, что с угрозой так схожа:
чутко её храни.

Мне неизвестно сейчас, да не знать мне и в будущем,
сколько ещё будет сих безуспешно, но любящих,
и, наконец, кто из них Королём станет истинным,
но, однозначно, молю небеса, чтобы счастлива
вечно была она с ним, хоть до горечи жажду сам
быть тем единственным.

Я обращаюсь к Тебе, иль к стихам, или вовсе к ней —
разницы нет. Всё равно уж смешон, словно лицедей,
текст свой забывший и ждущий, что скажет ему суфлёр.
Ваше Высочество, если увидите лживость здесь,
вмиг гильотиной снесите мне голову или же
бросьте меня в костёр.