Шекспир Монолог Гамлета

26. 04. 1564-д. р. Шекспира Монолог Гамлета

26 апреля 1564 года.


Быть иль не быть - что за вопрос с подвохом?
Бесстрашно в мыслях побеждать своих врагов,
Ни капли крови не пролив, себя считать героем,
Иль взяв оружие, ввязаться в смертный бой
С несправедливостью и пасть на поле брани
Бойцом безвестным и забыться вечным сном.
Затихнет в сердце боль и плоть лишится боли
И мировое душу не встревожит зло.
Для тела бренного нет искренней желанья,
Чем в битве пасть, закончив жизни путь.
Навек уснуть, да только в том загвоздка,
Что не известно грезятся ль там сны.
Ну, как наряд мы сбросим тленной оболочки,
Должна была б  дана нам передышка
До обращенья прозябания в ничто,
Всем тем, кто времени стерпеть смог бичеванье.
Гордец униженный и опровергнутый мудрец,
Любви страдалец, беззаконья жертва,
Отверженный, отторгнутый судьбой,
И постоянною тщетой своих попыток.
Дух падает, и всё слабее воля,
И тяготы сильнее трут плечо.
Впустую тщимся, устаём от жизни,
Не знаем ничего, что  после смерти ждёт
В неведомой стране нас. От её пределов
Из смертных не вернулся ни один.
Мы  терпим те болезни, что имеем.
Недуги новые пугают  и  страшат,
И труса праздновать нас вынуждает совесть.
Способность наша принимать решенья
Скудна из-за оттока мыслей и идей.
Вот почему широкий шаг к успеху
Ведёт к  блужданью сослепу впотьмах.
И зряшны все дела и сам ничтожен.
Офелия! О, нимфа, не забудь в молитвах
Припомнить каждый, мной свершённый грех.


To be, or not to be, that is the question:
Whether ’tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
Or to take arms against a sea of troubles
And by opposing end them. To die—to sleep,
No more; and by a sleep to say we end
The heart-ache and the thousand natural shocks
That flesh is heir to: ’tis a consummation
Devoutly to be wish’d. To die, to sleep;
To sleep, perchance to dream—ay, there’s the rub:
For in that sleep of death what dreams may come,
When we have shuffled off this mortal coil,
Must give us pause—there’s the respect
That makes calamity of so long life.
For who would bear the whips and scorns of time,
Th’oppressor’s wrong, the proud man’s contumely,
The pangs of dispriz’d love, the law’s delay,
The insolence of office, and the spurns
That patient merit of th’unworthy takes,
When he himself might his quietus make
With a bare bodkin? Who would fardels bear,
To grunt and sweat under a weary life,
But that the dread of something after death,
The undiscovere’d country, from whose bourn
No traveller returns, puzzles the will,
And makes us rather bear those ills we have
Than fly to others that we know not of?
Thus conscience does make cowards of us all,
And thus the native hue of resolution
Is sicklied o’er with the pale cast of thought,
And enterprises of great pitch and moment
With this regard their currents turn awry
And lose the name of action.-Soft you now!
The fair Ophelia! Nymph, in thy orisons
Be all my sins remember’d.