оттенки эхо эссе

Потягивать ночной порой вино
из пятидесяти красного оттенков,
приятно ублажая нёбо и сидя
в кресле, с Прустом на коленках,
в поиске утраченного времени,
том в твёрдом переплёте
и томный взгляд переводить
за переплёт окна, где ночь
медлительна, обнажена, как мысль
о странном избавлении,
как изменённая луна любовной
тайною обречена...
чрезмерно, как фразы на страницах
шелестящих,
в такт чьим – то наверху шагам
по спальной,
в ловушке тишины искусственной,
         
          теснящей…
 
но... нет смирению! Решительно, 
нет, ни от тебя, и не к тебе,
ни страсти, ни презрения.
О, жизнь – зеро!
Ума воображение, чтоб заглушить
отчаяние и боль души.
Улитки плоть - спасти себя в себе,
чтоб вырвать тотчас всю себя
наружу и сразу - умереть...
чтобы не стать деликатесом или
никому не нужным грузом, прессом.
Я вновь решительно беру перо
и бересту хрустящую... для

          слова.

О, плоть – Троянский конь
для обнажённых душ.
Оттуда кукольные всадники
с картонным словом, наперевес,
из горла – всему наперерез,
в зеркальных всплесках
дрожащих, тротуарных луж.
Пока, змея неправедное слово,
в горле не убьёт - звучит
в эфире испытанное слово,
свободное, словно полёт.
И рвётся пульс через пальто,
как узник из тюрьмы,
когда всё движется и жаждет
кутерьмы. Ты знаешь, этот
пульс в ночи,
наш старый, добрый дом и мир
его вещей.
А мы… мы - чуждые теперь,
ничьи, ничьё… и ты  - ничей
из синих тех      
 
         ночей.

Сонный рассвет и треск фрамуги
открытого окна. Сомнения гложат,
свет по кругу - возвращается,
как вор на место преступленья
в тайник упрятанного - «я»,
минуя разом - ложь и нечистоты,
погибшее - для бытия,
пригодное - лишь для работы.
Жизнь возрождается в мозгу,
шумит, бесплодно душу гложет.
Она иною быть не может. И я иною -
не могу, но "ты"... всё же, спасён!
На светлом параллельном берегу.