Подборка в альманахе Территория слова 2 7 2021

Подборка в альманахе "Территория слова", г. Краснодон №2 (7), 2021 г., стр. 82


Василий Толстоус


СТИХОТВОРЕНИЯ


***
На звонок не ответил. Не смог.
Потому что погиб на рассвете.
Он на семь заказал мне звонок –
в этот час просыпаются дети.
А ведь знал, что коварны враги,
и что снайперша целится метко.
Накануне товарищ погиб –
под ногой его хрустнула ветка.
Но весной бесподобна заря –
песни птиц льются как по приказу.
И понятно без слов, что не зря
отдана жизнь родному Донбассу.
Но и те, за дорогой, не спят.
Пальцы снайперша греет дыханьем.
Ей, наверно, шепнул про тебя
тот, бессмертный, что правит врагами.
На звонок не ответил. Не смог.
А ведь сам в разговоре вчера
попросил: «Позвони мне, сынок,
в семь, не позже – тут солнце с утра».


***
Не Демокрит, не Аристотель, не Платон,
и не таинственный, загадочный Сенека.
Мне только хочется, чтоб кто-нибудь потом
отметил доблести простого человека...
Чтоб увидали неуверенность и страх,
что исказил черты обычного солдата.
Понятно: мы, наверно – пыль, конечно – прах,
и остаётся, большей частью – только дата.
Но он поднялся из окопа под огнём
и, губы сжав, перекрестился неумело.
Как будто вырос он, играла сила в нём,
пока смертельная шрапнель не просвистела.
Могила общая, ни званий, ни имён.
Земля, ей что? – весной укроется осотом.
Сожжённый камень и пронзённый сталью клён –
для этой местности обычные красоты.


***
Что нет войны – о том сказал приёмник,
а телевизор скромно промолчал,
но в глубине оконного проёма
разрывы бомб изводят по ночам.
Сосед безногий курит на балконе
и смотрит, щурясь, к северу от нас,
туда, где за Щегловским терриконом
грохочет позабытая война.
Напротив дом. Дырой зияет крыша.
Картина веет чем-то неземным.
Жена уснула. Спит и ровно дышит –
привыкла за все годы не-войны.
Часы на кухне бьют негромко полночь.
Сосед стоит и матом кроет жизнь:
«Я здесь один, придите мне на помощь,
а мне невмочь: мешают этажи.
На край передний к вам я улетел бы
и взял бы в руки верный автомат.
В боях я был, на небе толком не был,
в бреду меня звала оттуда мать».
Он снова плачет. Каждый вечер то же.
Скрипит протез, и дальше – тишина.
Его жена у мамы в Запорожье
и не звонит в Макеевку она.


ПОСЛЕ ВОЙНЫ

История не пишется с улыбкой –
она скользит над реками из слёз.
Ушедших войн заржавленной ошибкой
она застыла в поле у берёз.
Упрямый ветер, время распыляя,
перенося по свету тишину,
спадёт, когда от края и до края
переметёт барханами войну,
а из земли, с недавних пор безлюдной,
опять пробьются клейкие ростки.
Стремиться к солнцу беспредельно трудно,
и вниз – корням, осколкам вопреки.
Летучий пепел, путник вездесущий,
и медной гильзы прозелень в земле,
уже не знают, что такое души,
скрывая кости белые в золе…


***
Пока в груди бессонно бьётся сердце,
пока в глазах огонь любви горит,
пока тоскуешь, вспоминая детство, –
за счастье жить судьбу благодари.
Но если гарь войны поля укроет,
и загудит над Родиной набат,
не думай ни о чём, и стань героем –
на фронте это лучшая судьба.
А там, где жить под силу только душам,
где вьётся пыль несбывшихся планет,
тебе, как в детстве, не ходить по лужам,
ведь там ни луж, ни даже детства нет.


***
Который год живу я на планете,
где возле дома старый террикон
насквозь пейзажи, лучшие на свете,
прорвал своим дымящимся углом.
Я от него давно хотел умчаться
и не видать уродливости круч,
но с ним – я знаю – выпадет встречаться:
он, словно время, вечен и могуч.
В его нутре невольники-шахтёры,
и мой отец прикован без цепей.
Вверху полей бескрайние просторы, –
внизу, под ними, – царствие теней.
И вот опять стою у террикона.
Его громада скрыла небосклон.
Кричу: «Смотри – я временно. Сезонно.
Мне с вузом в этот год не повезло.
Ну что молчишь? Я твёрдо обещаю,
что горняком не стану никогда».
Шепнуло что-то: «Я тебя прощаю,
ты лет на сто, а я здесь – навсегда».


***
Я еду очень долго. На родину. Домой.
Там без меня печален домишко белый мой.
Прадедовский автобус,
от ржавчины рябой,
страну родную в глобус
сжимает под собой.
Он мчит по параллели, где век во сне лежат,
на поясе дороги нанизаны подряд,
садами приодеты
с весны до холодов,
предсердие планеты –
двенадцать городов.
Приземистые хаты, овраги и поля –
крестьянская, казачья, шахтёрская земля.
Макеевка, Снежное,
и дальше, на Свердловск –
следы ковчега Ноя.
Причалил. Прижилось.