Перчатки
все теряют правые перчатки,
у меня их дома – стопицот.
Если на кусте или оградке
две недели провисят перчатки,
то никто за ними не придёт.
Дамочка перчатку понемножку
забывает, как хозяев кошка,
и решает, новые надев,
поскорее позабыть оплошку,
и летят перчатки на дорожку
с юных дев, как впрочем и не дев.
Вязаные, кожаные, замша,
хлопок, флис и шёлковые даже –
помнят руку как секретный код.
Этот код запомнен лишь однажды,
он уже не для перепродажи.
У меня ж для этого – комод.
Сделайте попроще ваши лица,
ни к чему больницы и полиции:
даже если я маньяк и мразь,
нити ваших душ и отношений
собираю не для извращений,
просто – чтоб не втаптывались в грязь.
Каждый жест людской – живой, упругий –
словно круг в воде. И в этом круге
мир запоминает сам себя.
С этой памятью нет большей муки,
чем налазить на чужие руки,
целое на частное дробя.
Потому что пара ее тоже
будет ждать – на вешалке в прихожей –
и реальность на себя тащить,
ну, а та – не сталь, скорее – кожа:
покряхтит, потянет сколько может,
да и разойдётся, затрещит
– на микрон. Не видно, не смертельно.
нами поминутно, понедельно,
через хохмы и телеэкран
жизнь воспринимается постельно –
левое и правое отдельно.
И обилие душевных ран
списываем на её изъяны.
Мол, душа – предмет ранимый, странный.
Телу, мол, здоровому – видней,
для чего блуждают обезьяны
по земле, теряя постоянно
то перчатки, то – что поважней ...
("Рассеянность", 2014)
Свидетельство о публикации №122022203318