Царскосельское гнездо. Часть четырнадцатая

Остановил их надзиратель:
«Гулять изволит государь.
Попридержи язык, приятель,
Ведь как-никак, а он наш царь!»

«Гуляет? Ха, наверно, к дочке...
У коменданта дочь-краса...
Вот и прогулка — ближе к ночке.
Пропала девичья коса...»

«Как смеешь, Яковлев, такое?» —
Взметнулся резкий Горчаков.
«Да, смею! Блуд, разврат в покоях,
Но гибель вверенных полков!

Ты, Горчаков, царю защита,
Походишь даже на него.
Слаб Александр и карта бита...
Памфлета стоит моего.

Возился долго он с французом,
Приятель, что ни говори.
Пока не встал горой Кутузов
И не сказал: «Москва, сгори!»

Но сохранил при этом войско.
А супостат пусть мёрзнет, мрёт.
Одет народ наш хоть не броско,
Но прикурить врагу даёт».

Куницын входит, замолчали.
«Что ж вы притихли, господа?
Понятно, Родина в печали,
Ликуют горе и беда.

Но мы должны учиться с вами.
В учёбе соль науки есть.
Обучимся владеть словами —
Докажем: совесть мы и честь!

Вторжение врага опасно,
Народ поднялся на борьбу.
Она ведётся ежечасно
С боязнью за страны судьбу.

Читаю новости сегодня:
Крестьянин руку отрубил.
Клеймом срамил француз-негодник,
Его тавро мужик сгубил.

Воюют женщины и дети...
Не знаю я страны такой.
Россия — лучшая на свете.
Народ с железною рукой.

Вы молоды пока, вы юны...
Гордитесь Родиной всегда.
Предатели черны, безумны,
Позор за ними и беда».