Когда тот город, обречённый и

усталый, накрытый ночью, спал, гремел по крышам дождь свинцовый, предчувствуя финал ревела Церковь,
в подвалах, факелами освещённых, полчища в запачканных камзолах, отчаянно готовились там к битве зверской

И вонь стояла, когда одна,
с повязкой на руке, свой приговор читала.

Дерзкий.

А те, в натянутых перчатках, скрывая отпечатки,
Пушки заряжали.
Цепи отливали.

Намордники стальные доставали.
И факелы в руках уже держали.
И флаг кроваво-чёрный,
с болезненными звёздами,
над головами развевали.

Слова победы гнусных сволочей все хором восклицали.
Но сквозь протухший, спёртый воздух они не замечали,
Как та вода - небесная, святая, на пути гнилом своём всё низвергая,

Со всех щелей стремясь,
Топить тех подлых крыс неслась.

Рыдала Церковь медными колоколами.

Дрожали занавески.

Люди спали.

И факельное шествие,
свой простирая ход,
Сначало расстреляло,

А после и

Сожгло

Мирно на цепи сидящий,

В стальных масках спящий,

Ни в чём не повинный,

Народ.

Церковь бешеный свой голос надрывала.

Надрывала и...

Напрочь потеряла.

Вода всё прибывала.

Прибывала.

Скрывая под собой долой,

Окрепнувших в своих проклятиях,
В крови обугленной жестокости объятиях
Мерзких крыс,

Тех, что в бой рвались.

Когда тот город, обреченный и усталый, накрытый ночью пал,
Свирепый и неугомонный ветер стонал, стонал, стонал,

Но кроваво-чёрный,

усыпанный потухшими звёздами

Мёртвый тот флаг развевал...