Валет

Великой тишины заблудший сын,
Адепт безмолвья безутешный,
Лавандовый кафтан его небрежный
Его безумного алит среди мужчин.
Тишайший звон и смех среди ночи,
Вельветовый рассеялся туман.
Сияньем тихим, как очей обман,
Его походка дикая по камешкам стучит.
Глаз алое мерцанье тускло тлеет,
Дыханье белым паром тихо сжало,
Анафемы печально проклятое жало
Весь день, всю ночь, как уголь греет.
Едва коснётся сонный солнца луч
Древесных сводов проклятого леса,
Едва светёт — опустится завеса,
Тьма отступает среди тёмно-серых туч.
Серость страниц в страданий альманахе,
Вонзён клинок, осталось только ждать,
О тихой, быстрой смерти умолять
Юневшая улыбка — тлен во прахе.
Игреневый рассвет лишь тускло явит
Глубинно-тёмной ночи алый след.
Рыцарь света, чести, коей нет,
Унылым трупом землю окровавит.

И снова тьма сменяет праздность дня,
Всечасно мрак пирует плотью света,
Не боясь уж, не стыдясь заветов,
Единым знаменем всю чернь объединя.
Йота жестокости и тихий звук мечей
Железным стоном разрывают тишину.
Единую идею не сдержать в плену,
Оковами не сцепишь мысль, хоть убей.
Но стоит лишь свободу воли дать,
Игры их поглотит туман пьянящий.
Гниль образа, что мнится настоящим
Распространится, дабы душу их сковать.
Алтарь бездумья, мелкой жизни бренной,
Единство сути раздроблённой в прах,
Те добродетели, погрязшие в грехах,
Ровняют и возводят суть вселенной.
Образ заменой истины воспрянет,
Лишь час пробьёт, лишь день его настанет.

Пастель плащей и крови перламутр!
Ручьями льётся жизнь, из вен стекая.
И звук дрожащий, в чаще замолкая,
Дробящим стоном стихнет, нем и мудр.
Вопросы, что умолкли без ответа,
Останутся в звенящей тишине.
Росой на ряске, истинной в вине,
Ночью холодной в окончанье лета.
Могильник хладный разорит огонь,
Сметёт останки пламенем голодным.
Ересь костей воспрянет дымом путеводным,
Боль камня мёртвым заменяет бронь.
Яворный треск под латным сапогом,
Бренчат знамёна пустотой внутри.
Усталой фарандолой пляшут фонари,
Дрожит вся чаща, зябнет всё кругом.
Истлевший дух — безмолвный странник ночи,
Творец кошмаров, страждущий во мгле.
Пастух, столь умудрённый в ремесле,
Оскал клыков неумолимо точит.
Углём дрожащим истина падёт,
Текучим дёгтем в поле растекаясь.
Раб смерти, жизнью упиваясь,
Убежище в безмолвии найдёт.

И нет ему покоя в мире этом.
Страниц кровавых дивный переплёт.
Аббат греховный паству не спасёт,
Молитв закрывшись ветхим силуэтом.
Сердца молчат в хрустальный тишине,
Едва дрожа под мрачные мотивы.
Бледнеющего страха переливы
Единство расщепится — мир в огне.
Шанкры раздолья душу покрывают,
Еретик в здравии, а добродетель — тлен.
Свободы так манящий плен
Тифозной кашей тело истязает.
Епископ страха, праведник грехов,
Резак над душами всех обречённых.
Кровавый нимб обманом завлечённых
Алеет в дымке лживых слов.
Изгой безумья беспокойный,
Катар желанен, грозен, дик,
Обскура первозданный лик
Рант мира и остов невольный.
Оливы древо мерно зацветёт,
Лишь капля крови наземь упадёт.