Царскосельское гнездо. Часть седьмая

Корф с Горчаковым проплывают:
«Какой был раут, друг Модест!
Меня посланником считают,
Нет, служба мне не надоест!»

Друг Дельвиг с Пушкиным в беседе:
«Стихотворений русских нет.
Появится — растянут, бледен,
Поэта не приемлет свет».

«Не соглашусь, ведь есть Фонвизин,
Маг «Недорослем» свет сразил.
Стихи он к бытию приблизил,
Комедией слог возродил».

Пилецкий шепчется с Гюаром:
«Закрыты лавки, устриц нет.
Родятся казусы недаром,
Военный вытянут билет».

Пилецкий: «Обойдусь и кашей,
Вот только б не было войны.
Гюар, прекрасна кухня наша
Для всех, кто здесь и рождены.

Мы обойдёмся без изысков,
Но Бонапарт — пират, злодей.
Казался государю близким,
Сам замышлял поход, халдей!

Балы, подарки, шутки, танцы...
Царём подарен дивный конь.
Ох, вы неверны, иностранцы,
Всё ближе пушки и огонь...»

Парировать французу нечем.
Он сам не знает: «Лучше где?»
Тревога давит, горбит плечи,
Предчувствует, что быть беде.

А дальше что? Куда деваться?
Привык в лицее танцевать.
Со вкусом стильно одеваться,
Куда привычки подевать?

Война катилась — было ясно.
Приметы ярки — налицо.
В России стало всё ненастным,
Звал Бонапарта подлецом.