К Живому!

Волшебница была права…
Хотя бури не было, но перемена была…
…Забрела в Лес странная женщина.
Люди вообще Лес не посещали, но его жители, конечно, знали, как они выглядят.
Но эта женщина была не такая, как все – у нее было тело без костей. И вся она была похожа на кисель или текущее желе. Двигалась она вяло, едва-едва, с трудом. А вместе с ней, вокруг неё -  плыло какое-то всеобщее нездоровье, усталость, растекалась туманом сонливость.
Волшебница увидела, как женщина прошла в Лес и скрылась в нём.
И вот в Лесу не осталось никаких картин и образов, шорохов и звуков. Всё пространство было заполнено усталостью, а не лихорадочными фантазиями.
Выползали лесные жители из своих укромных уголков, вдыхали сырой воздух с усталостью – и лишалась сил, и не могли вести повседневную жизнь – ни думать, ни действовать, ни, тем более – мечтать. Лес заболел. Обессилел.
 - Вот как просто! – подумала Волшебница. – И делать ничего не нужно. Нездоровье, усталость – и нет никаких фантазий… Не любят они нездоровье, бегут от него.
Это нам знак – того, сколь ничтожно малы наши силы. И потому не нужно многого желать, а жить в спокойствии, в сбережении малой нашей энергии. Тем более фантазиям указать на дверь!... И не годны мы ни для чего грандиозного!
Всё, что у нас есть – это наш мир.
Хрупкий сказочный мир.
Надёжный мир.
 - Но что же теперь делать с новой бедой – усталостью? – думала Волшебница.
 - Дуб, а Дуб, где найти крепость? Как восстановить силы?... Пела женщина с телом без костей свою песню (слыхала я её ещё за пределами Леса), и я думала: вот какая необычная женщина! Даже свое бессилие себе во благо использует! А пришла она к нам – и всем стало плохо.
 - Это урок, - ответил Дуб, - наказание за напрасное расточительство… Сколько мысленной энергии было отдано несуществующему, а может – никогда не возможному, а может – наверняка вредному!
 - Это хуже, чем буря, - согласилась Волшебница.
Она сидела под деревьями, любуясь весенним солнцем, новой зеленью, начинающейся жизнью. А в ней самой, как и во всех одушевлённых существах, жизни не было. И она говорила себе:
 - Хорошо, что я хотя бы мыслить могу. Хорошо, что Дуб всё так же крепок, а Тополь – так же видит. А все остальные наши «женские» души за свои фантазии наказаны.
Поделом…

… А женщина с телом без костей сидела в Лесу и вбирала в себя воздух и солнце. Она чувствовала, что в Лесу может излечиться. Ей тяжело было с таким телом, хотя она не хотела признаться в этом даже самой себе. Чтобы не было еще тяжелее…
Она забрела в этот Лес оттого, что в городе, среди людей, было еще хуже.
Все они казались ей другими. Мужчины виделись грубо-прямолинейными, откровенно физиологичными, вечно готовыми залить или задымить свое сознание и свои трудности. А женщины видели только перед собой и ходили на высоченных каблуках, но не над землей, не в невесомости, а в какой-то тяжёлой гордости.
У женщины с телом без костей не было в этом городе родных душ. А в Лесу ей было хорошо…
Каждое дерево здесь живое и настоящее, не то, что люди. Ветер тоже  живой. Он провеивал волосы и голову. Воздух был пропитан животворной энергией деревьев, поэтому соки их по воздуху перетекали в её тело. Это был тот скелет (воздушный), который и был ей нужен.
Так живое наполняло угасшее.
Животворное втекало в обессиленное.
 - Не ругайте меня, лесные жители! – мысленно говорила женщина, - что я забрела к вам и принесла свое бессилие. Ваша природа лечит меня. А больше мне припасть не к чему. Город – отбирает, природа – даёт.
Так женщина с телом без костей и Лес оказали влияние друг на друга и стали друг другу полезны.