Дитя от благороднейших семейств...

Дитя от благороднейших семейств,
Пробивших путь к патрициям плебеев,
И цезарей потомственная ветвь
Все сплетено по воле благодея.

Безумье, похоть - адская все смесь.
Слились в крови. И жажда тирании
Чрез мать и, шедших перед ней,
Проникли в поры, пробудив стихии.

Заброшенным на попеченье слуг,
Взращенным до прихода срока,
Когда наступят измененья вдруг,
И в центр попадет дитя потока.

Та жажда власти в матери дремав,
Клубясь, клокОча, алча, вожделея,
Всю хитрость, изощренность всю призвав
Для присвоенья лАврова трофея.

Украсить ведь главу жены им не дано,
Лишь муж из цезарей владеет царством,
И в замысле коварном решено
В тени, чрез сына, править государством.

С безграмотностью будет решена
Проблема, что таится в запущеньи.
Философ напитает ум сполна,
Воспитанник усвоит наущенья.

Орудия назначен будет путь,
И вложены в уста увещеванья,
И алою дорогою пройдут
Кровавые наставников старанья.

Наследником назначен будет он,
Отцом жены и матери супругом,
И заплетутся нити все узлом,
Скрутясь клубком подобному гадюкам.

И резвое веселье средь охот,
Людские жертвы в радостях невинных,
"К забавам мужественным как охоч!" -
Кричит толпа придворных разночинных.

Топтать копытами, хватать и рвать,
Насиловать и в усмерть напиваться,
Достойнейшее дело, когда знать,
Так любит лихоимно развлекаться.

Настанет час, когда принесена
Та чаша с ядовитыми грибами,
И вот уже отчизна лишена
Царя, женою неусыпными трудами.

И призваны преторианские полки,
И речь Сенеки гласом Легиона,
Наследственному праву, вопреки,
Произнесет он, наречась Нероном.

И в возрасте шестнадцати годов
Взойдет на трон очередной правитель.
Под сенью матери и присказку умов
Златых годов нечаянный даритель.

Но время как песок уж пробежит,
И вырастет тщеславное созданье,
И предков кровь безумных забурлит,
Настанет час наперсников прощанья.

И под твою музЫку ведь плясать
Твое дитя уж более не будет,
Угроз уж не боится и распять
Наступит время, он тебя осудит.

И ментор возыметь захочет власть,
Подвинуть ту, которую создатель
Назначил прародительницей зла.
"Мать Цезаря!" -  воскликнет обыватель.

И с попустительства иль одобрения ведь
Исполняться учителя заветы,
В угоду славных дел грядущих впредь
Приступятся моральные запреты.

Убийство, кровь - такой удел теперь
Уж уготован матери бесславный.
Прощальный ужин средь нагих гетер,
В котором смерть и будет блюдом главным.


О, лобзать тебя буду я страстно.
Всю сыновью любовь я к устам возложу,
Не оставлю зевак безучастно,
Явства-зрелище им предложу.

Пусть глаголят потом: " Как страдает
Он, лишившись светила пути.
Как клянет он тот миг, ожидая,
Вслед за ней после смерти пойти".

И построено судно-безбрежность,
Что едва отойдет от брегов.
И довлеет сама неизбежность,
Руша целостность лодки основ.


Но когда потонуло корыто,
Смерти ей удалось избежать,
И уже шлет гонец нарочито
Радость сыну, что в здравии мать.

И опять зашуршали коленца,
И опять зашипел клубок змей,
И опять мучит мысль ухищренцев,
Как расправиться тихо бы с ней.

И, конечно, стремительно сговор
Был раскрыт в кулуарах дворца,
И оправлена верная свора,
Чтоб злодейство дошло до конца.

И, заслышав уж топот финальный,
Распахнула она, не стыдясь,
С криком ярости, боли, отчаянья
Полы тУники, страшно смеясь.

И воззвала к тому, чтоб во чрево
Ей вонзили острую сталь,
Ведь из этого адского зева
Вышла матерь, убившая тварь.

И потом будут годы разврата,
Страшных ужасов, многих смертей,
Жажда славы царя, что чревата,
Воссиять как простой лицедей.

И сжигание Рима и казни
Тех, кто в юные годы был с ним,
Тех участников игр куртуазных,
Кто из брода не вышел сухим.

И огромные встанут палаты-
Злато, жемчуг ... и прочих чудес...
Не видали такого сенаты,
Тот дворец, что из пепла воскрес.

Но среди той чумной карусели
Не забудет он славных жрецов,
Воспитавших его, как хотели,
Позабывших заветы отцов.

Что гласят неусыпно из дали,
И из древности мысль идёт
Что кровавыми дланями взяли -
Никогда добра не несёт.

И преследуем призраком мрачным
Тенью статной, что с гордой главой,
Что упреком стоит лишь прозрачным,
Страшно кончившим путь свой земной.

Средь пиров и веселий без меры
Царь старается глас заглушить,
Что кричит ему скверной химерой:
"Ты убийца, пора суд вершить!"

Но как истинный душегубитель
Всю вину он возложит на тех,
Кто был дел его темных рачитель,
Наущитель кровавых утех.


Воспою для тебя, мой мучитель,
О, великий поэт-моралист
Стоек образ твой славный учитель
Проповедник идей, гуманист.

Что взрастил, спрятав от солнца,
Во тени зародил семена,
Напоив их двуличьем до донца,
Так что в ужасе вздрогнет страна.

Ядовитых плодов с тех деревьев,
Ты вкусишь в полной мере, снискав,
Ведь других лавр труда лицемерья
Стоит ждать лишь наивным лжецам.

И багровые реки польются
Из твоих старческих рук,
Имена наши тесно сплетутся,
Ляжет тень моя рядом, вокруг.

И, о, будет судьба так не мила,
Буду корчиться, смерти боясь.
За грехи мне судьба отомстила,
На циновке в кончину трясясь.

И воскликну в предсмертной агоньи:
"О, какой погибает артист!"
И расстанусь в последнем я стоне:
"Смерти предан златой кифарист!"


Так бесславно они умирают,
Те, кто властью большой обличен,
В безнаказанности завязая,
К лести слуг своих приучЁн.

Те, кто страхом своим сотрясают,
И дрожат перед коими все.
В одиночестве век свой кончают,
Четвертованными на колесе.

А оно так же дальше и мчится,
Подчиняясь движенью судьбы,
И сансарой вновь воскресится
Пыль, что ей превратилась в клубы.

В качестве иллюстрации использовалась картина, размещенная в открытых источниках сети интернет, где она именуется как "Смерть Мессалина", художник Франсуа Виктора Элои Биеннури.