Когда тот город,

обречённый и усталый,
накрытый ночью спал,
гремел по крышам дождь свинцовый,
предчувствуя финал

ревела Церковь,

и в подвалах,

факелами освещённых,

полчища в запачканных камзолах,

отчаянно готовились там к битве зверской...

И вонь стояла,
когда одна,

с повязкой на руке,

свой приговор читала.

Дерзкий.

А те,
в натянутых перчатках, скрывая отпечатки,

Пушки заряжали.
Цепи отливали.
Намордники стальные доставали.
И факелы в руках уже держали.

И флаг кроваво-чёрный,
с болезненными звёздами,
над головами развевали.

Слова победы гнусных сволочей все хором восклицали.

Но сквозь протухший, спёртый воздух они не замечали,

Как та вода - небесная, святая, на пути гнилом своём всё низвергая,

Со всех щелей стремясь,

Топить тех подлых крыс неслась.

Рыдала Церковь медными колоколами.
Дрожали занавески.

Люди спали.

И факельное шествие, свой простирая ход,
Сначало расстреляло,
А после и сожгло

Мирно

на цепи

сидящий,

В

стальных

масках

спящий,

Ни

в чём

не

повинный,

Народ.

Церковь бешеный свой голос надрывала.

Надрывала и...

Напрочь потеряла.

Вода всё прибывала.

Прибывала.

Скрывая под собой долой,

Окрепнувших в своих проклятиях,

В крови обугленной жестокости объятиях

Мерзких крыс,

Тех, что в бой рвались.


Когда тот город, обреченный и усталый, накрытый ночью пал,
Свирепый и неугомонный ветер стонал, стонал, стонал,

Но

кроваво-чёрный

усыпанный потухшими звёздами

Мёртвый тот флаг развевал...