Не собьют?

   В февральские дни отчетливо вижу Таджикистан. Схожесть погоды и что-то еще неуловимое. И не сразу на тот аэродром, где сорок два года назад встречал день Советской Армии и Военно-морского флота за одним столом с вертолетчиками, а сначала в Дангару. Там поля такие же. Чуть зеленые и прохладные, бескрайние, как здесь, в моей степи. И небо такое же, в ледяных облаках и бледной синеве. Только рядом ни одной горушки… И знаменитую Соленую сопку – Ходжа Мумин зовут которую, рисует воображение.
   Память вновь крутит киноленту. Вертолет с вращающимся еще винтом, и с носилками от санитарного уазика бегут к этой боевой машине со звездой кровавого цвета на камуфляже растерянные  солдаты. А там, внутри, завернутые в белое с пятнами цвета звезды, бросающимися в глаза издалека, до зловещей смертельной жути они… Их вынимают из распахнутой двери и несут к машине… И автоматчик, преградивший путь, едва мы сделали несколько шагов от стоянки нашего самолета в сторону воинской части…
   Здесь всё исхожено ещё в детстве. От края до края, от арыка до арыка. И самолет мой докатывался до самых почти ворот, за которыми оно еще там, мое детство, возле плаца и казарм, на площадке волейбольной и в клубе, окруженных забором… Исхоженные пыльные десятки и сотни квадратных метров, протянувшиеся до самых афганских гор, взлетной полосы… И посадочной тоже…
   А вот я везу капитана. В кабине он радостно объявил, что мой самолет – это просто чудо. После его боевого вертолета. Маленький и мирный… Мы летим из Куляба в Московский через Даштиджум и Иол. Садимся на длинную полосу Даштиджумского аэродрома и снова взлетаем и уходим вправо, повторяя движение реки Пяндж. Капитан показывает, давай, мол, прямо. Вон же Иол. Почти рядом. Но тогда под нами будет чужая земля… Давай, говорит, здесь везде наши. Держу курс. Незнакомые очертания. Какие-то сооружения, люди, техника. Вот слева большуший кишлак на склоне афганской горушки, рядом афганский аэродром, который всегда виден – одно ущелье, разделенное границей, проходящей по свинцовой быстрой реке. Вспышкой яркого света от земли пробился в тревожную и без того мою пилотскую душу еще один страх.
- Не собьют? - киваю матерому, уверенному в себе боевому офицеру с голубыми на погонах и петлицах кантами и усталым лицом.
- Не должны…
   Как-то не слишком уверенными показались его слова. Но вот уже речка поехала в левую сторону прятаться за чужие горы, подлетаем к Иолу. Крутой подъем ожидает на грунтовой полосе, очищенной от валунов, раскиданных по всему склону. Едва коснешься колесами и сразу по газам, чтобы назад не скатиться ненароком.
    Быстро выходят одни пассажиры в тюбетейках и халатах, такие же забираются в остывающий на легком ветерке, пощелкивающий металлом самолет. И вот мы снова кружим над ущельем, забираемся на высоту, где уже поджидают степенные орлы, кружащиеся, как и наш биплан, над прогретыми склонами, где вертикальные воздушные потоки и болтанка…
   Плечом к плечу в кабине с таким пассажиром и приятно, и тревожно. Хочется казаться значительным и спокойным. Но разве ты похож на офицера, уже повидавшего кровь, уже не раз стрелявшего и бомбившего солдата той войны, той страшной яви героя?..