Уильям Шекспир - Сонеты

 
                LXIII

Как  я  сейчас,  должен  быть  против  любви  своей;
С  обидной  рукой  Времени  разрушающей  и  переутомляющей;
Когда  часы  осушат  его  кровь  и  наполнят  лоб  его
Линиями  и  морщинами;  когда  его  юное  утро
Отправилось  к  погружающей  ночи  века,
И  все  те  красоты,  сейчас  он --  король  из  этого,
Исчезающий  или  исчезнувший  из  вида,
Уходят  сокровища  его  весны  тайно;
Для  такого  времени  делаю  я  сейчас  укрепление
Против  смешивающего  ножа  века  жестокого,
Чтобы  он  никогда  не  отрезал  от  памяти
Моей  любимой  красоты  любви,  хотя  мою  жизнь  влюбленного:
    Его  красота  пусть  в  этих  черных  линиях  будет  увидена,
    И  они  живут, и  он  в  них  молодой  все  ещё.


                LXIV

Когда  я  был  замечен  жестокой  рукой  Времени  обезличивающей
Богатую  гордую  цену  изнашивающего  хоронящего  века;
Когда  иногда  надменных башен  я  вижу  разрушений
И  бесстыдный  вечный  раб  смертного  гнева;
И  я  видел  голодный  океан  приобретающий
Преимущество  на  королевстве  берега,
И  твёрдую  землю  выигрывает  водная  стихия,
Возрастающий  этаж  с  потерей  и  с  этажом  потеря;
Когда  я  видел  такое  изменение  положения,
Или  положение  проклятого  к  упадку  себя;
Так  разрушение  научило  меня  думать,
Что  Время  придёт  и  мою  любовь  заберёт.
    Эта  мысль,  как  смерть,  которую  нельзя  выбрать,
    Но  плач  о  коей  ты  боишься  потерять.


                ХС

Тогда  ненавидь  меня,  когда  ты  вянешь;  если  когда-нибудь,  сейчас;
Сейчас,  в  то  время  как  мир  согнул  мои  поступки,  чтобы  пересечь,
Соединил  с  духом  удачи,  делая  меня  поклонившимся,
И  не  впадая  в  последующую  потерю:
Ах,  не  впадай,  когда  мое  сердце  эта  печаль  охватила,
Приди  в  тылу  завоёванного  горя;
Дай  не  ветреную  ночь  дождливому  утру,
Медли  намерением  опрокинуть.
Если  ты  вянешь,  оставь  меня,  не  оставляй  меня  последним,
Когда  другие  мелкие  печали  совершили  их  злость,
Но  в  идущей  атаке;  так  пускай  я  отведаю
Сначала  самое  худшее  фортуны  сил,
    И  другое  напряжение  горя,  которое  сейчас  кажется  горем,
    В  сравнении  с  потерей  тебя  не  будет  казаться  таким.
               

               
                С

Где  ты,  Муза,  это  ты  так  надолго  забыла
Говорить  о  том,  что  даёт  тебе  всю  твою  силу?
Трать  ты  твою  ярость  на  некоторую  бесполезную  песню,
Затемняя  твою  силу,  одалживающую  основу  предметов  света?
Вернись,  забывчивая  Муза,  и  вознагради  прямо
В  деликатных  количествах  времени  так  бесполезно  растраченного;
Пой,  чтоб  я  слышал,  что  твоё  уважение  умышляет
И  даёт  твоему  перу  обоих:  мастерство  и  аргумент.
Восстань,  отдыхающая  Муза,  моё  дорогое  любимое  лицо  обозревает,
Если  Время  имеет  морщину  там  выгравированную;
Если  какую-то,  будь  сатирой  к  разрушению,
И  сделать  недостатки  Времени  везде  презренным.
    Дай  моей  любви  славу  быстрее,  чем  Время  истратит  жизнь;
    Так  ты  предотвратишь  нож  изогнутый  и  его  косу.



                СII

Моя  любовь  крепнет, хотя  кажется  более  слабой;
Я  люблю  не  меньше,  хотя  проявляю  менее:
Эта  любовь  продажная,  чьё  богатое  уважение
Язык  владельца  разглашает  везде.
Наша  любовь  была  нова  и  тогда,  но  весной,
Когда  я  привык  приветствовать  её  моими  песнями,
Как  Соловей  фасада  поёт  летнего
И  останавливает  её  трубу  в  росте  более  зрелых  дней.
Не  то,  чтобы  менее  приятно  сейчас  лето,
Чем  когда  её  скорбные  гимны  создавали  тишину  ночи,
Но  каждая  ветвь  тяготилась  этой  музыкой  дикой
И  любимое  выросшее  простое  теряет  их  восторг  дорогой.
    Поэтому  как  она,  я  иногда  сдерживаю  язык  мой,
    Чтобы  я  не  утомлял  тебя  моей  песней.



                CXV

Те  строки,  что  я  писал  раньше,  лгут,
Даже  те,  что  я  сказал --  не  могу  любить  тебя  сильнее:
Однако  тогда  моему  суждению  причины  не  ведать,
Моя  наиболее  полная  слава  должна  потом  гореть  яснее.
Но  вычисляющее  время,  чьи  случайности  миллионные
Вкрадываются  между  клятв  и  изменяют  указы  королей,
Смуглая  священная  красота,  притупляющая  самые  намерения  острые,
Отвлечёт  сильные  умы  курсом  изменяющихся  вещей;
Увы,  почему,  боясь  тирании  времени,
Не  мог  я  тогда  сказать:  «Я  люблю  тебя  сильнее  всего  сейчас»,
Когда  я  был  уверен  о  неопределённости,
Коронуя  настоящее,  об  остальном  сомневаясь?
Любовь - это  дитя;  тогда  я  не  мог  так  сказать,
Дать  полный  рост  тому,  которое  ещё  растет?




Поэтический  перевод
 
                LXIII

Как  я  сейчас,  любови  супротив,
Разрушенный  и  переутомлённый,
Рукою  времени  столь  вредоносной;
Когда  часы  осушат  его  кровь
И  лоб  наполнят  линиями  и  морщинами;
Когда  его  юное  утро,
Что  в  ночи  старость  погрузило,
Все  те  красоты,  где  сейчас  он  доброта.
Исчезают  иль  исчезли  уж  из  вида,
Исчезло  тайно  сокровище  его  весны;
Готовлюсь  я  сейчас  к  такому  часу
Против  жестокого  ножа  нещадной  старости,
Чтоб  никогда  ему  не  сладить  с  памятью
Моей  милой  красоты  любви,
Хотя  моя  жизнь  такова:
Его  краса  пусть  в  сих  чернилах  таится,
И  пусть  они  живут  ещё  юны.


                LXIV

Когда  пред  моим  взором  пала
И  обезличила,  чем  горд  ты  был  за  старость,
Та  Времени  рука;
Когда  порой  надменных  башен  я
Вижу  разрушенье  и  вечного  раба
Для  смертных – ярость;
Когда  я  созерцал  добычу  океана,
Изголодавшегося  по  берегу,
И  проиграет  твердь  стихии  водной,
Потеря  с  избытком  и  избыток  с  потерей;
Когда  узрел  я  всю  изменчивость 
И  самого  себя,  проклятого  к  упадку;
Так  разрушенье  научило  размышленью,
Что  час  придёт  и  мою  любовь  возьмёт.
Эта  мысль  подобна  смерти,  что  не  выбрать,
Но  лишь  плач  о  том,  чего  страшишься
Ты  лишиться.


                XC

Тогда  возненавидь  меня,  когда  ты  вянешь;
Если  всегда  иль  сейчас;
Сейчас,  в  то  время  как  мирским  сметаешь
Мои  поступки,  перечеркиваешь,
Соедини  со  злобою  фортуны,  смириться  вынуди,
И  не  дай  впасть  в  потерю:
Ах,  не  впадай,  когда  в  сердцах  охваченный  печалью,
В  тыл  покорённого  горя  приди;
Не  дав  дождливого  утра  ветреной  ночи,
Решив  перевернуть  всё,  ты  помедли.
Если  другие  мелкие  печали  осуществили
Свою  злобу,  но  атака  шла;
Так  пусть  же  я  почувствую  сначала
Всех  наихудших  сил  фортуны,
И  прочие  невзгоды,  которые  сейчас  лишь  горю  равны,
В  сравнении  с  потерею  тебя  не  равны.

                С

Где  ты,  Муза,  в  забытьи  так  долго,
Где  речи  те,  что  даруют  силу?
Растрачиваешь  в  ярости  на  бесполезну  песню,
Теряешься  ли  в  тени,  одалживая  свет  сути  предмета?
Вернись,  забывчивая  Муза,  вознагради  же  прямо.
Время  немного,  так  бесполезна  трата;
Пой,  чтоб  я  слышал,  твоё  уважение
И  то  придаст  перу  обоих  мастерство  и  аргумента.
Восстань,  отдыхающая  Муза,  узри  моё
Лицо,  что  любови  полно,
Если  там  выгравировало  Время
Морщины;  Если  так,  насмешкой  будь  разрушения
И  презирай  везде  изъяны  Время.
Воздай  быстрей  моей  любови  славу,
Чем  израсходует  жизнь  Время;
Так  ты  предотвратишь  хитрый  нож  и  его  косу.


                СII

Моя  любовь  всё  крепче,  хоть  кажется  слабее;
Люблю  не  меньше,  хоть  меньше  проявляю:
Продажна  та  любовь,  чье  уваженье
Дорогое  язык  разглашает  всюду.
Но  весною,  когда  привык  я
Её  моими  песнями  приветствовать,
Как  Соловей  летнего  фасада  поёт
И  остановить  её  трубу  в  дни  урожая:
Не  то,  чтоб  лето  сейчас  была  приятность  меньшей,
Чем  во  время  её  скорбных  гимнов
Тиши  ночной,
Но  музыка  дикая  эта  тяготила  каждую ветвь
И  простота,  что  взращивалась  милой,  восторг  их  теряет.
Поэтому,  как  она  я  иногда  склонен  молчать,
Чтоб  песнею  моей  тебя  не  утомлять.


                СХV

Те  строки  лгут,  что  до  того  писал,
Даже  те,  в  коих  я  говорил,
Что  не  в  силах  любить  сильнее:
Я  не  познал  ответа  тогда,  хоть  рассуждал,
Моё  пламя  должно  потом  разгореться  яснее.
Но  время  считает,  чьи  миллионные  случаи
Меж  клятв  вкрадутся  и  поменяют
Королевские  указы,
Смуглая  святая  красота,  что  притупляет
Самые  острые  намерения,
Сильные  умы  курсом  изменчивости  отвлекая;
Увы,  почему,  боясь  тирании  времени,
Не  мог  тогда  я  сказать: «Сейчас  сильней  всего  люблю  тебя»,
Когда  я  был  уверен  о  неопределённости,
Коронуя  настоящее,  об  остальном  в  сомнении?
Любовь – это  дитя;  тогда  не  мог  я  так  сказать,
Дать  ли  взрасти  тому,  что  всё  еще  растёт?