Дед Семён

В нашей многочисленной родне - дальней и ближней - дед Семён — легендарная неординарная личность.
Не зная ни одной буквы алфавита и не умея читать, знал счёт деньгам от  керенок  до советских — всех реформ. И даже с тенге управлялся по-заправски.
Захватил отголоски Первой мировой, участвовал в Гражданской. А Великую Отечественную прошёл от 22 июня до 9 мая. И ни одной пулевой зацепки.
      -   Вот свезло-то, - завистливо говорили односельчане.
      - Как же, -  отвечал он  в 1950 году, - меня ждали жена и две дочки. И жизнь уготовила увеличить женский батальон: младшей, послевоенной  сейчас уже два года. Наверное, на радостях дочка родилась. Должна быть  счастливая да умная.
Стержнем в семье, как и у всех советских людей, была, конечно-же  его жена Мария.
Баба Маня — дородная старуха, крупная в кости, с толстой длинной русой косой. Всегда улыбчивая, в темной юбке, как сейчас принято говорить «в пол» и светлой  в горошек кофте  свободного покроя. Именно – кофте. По-иному верхнюю часть повседневной одежды  женщин СССР не называли. И неизменными завершающими атрибутами туалета были   головной платок и фартук – необходимый  женщинам, занятым хозяйством в доме, во дворе, на огороде. Фартук яркий, как в то время говорили – кержацкой расцветки,  часто сшит из разных лоскутов ситца, с обязательными карманами. В тех карманах чего только не было. Баба Маня научила своим примером мамаш   в нашем околотке* тому, что в карманах её фартука всегда хранились то пряничек, то шанежка, то ранний овощ, яблочко или сухофрукт какой. Этим она могла  со своими дочерьми, а позже – внуками, из любой ситуации выйти достойно. Только увидит малыш  у кого-либо из сверстников   вкусность в руках, и  не успеет начать просить-конючить –  мама-бабушка рядом и сразу же, как по волшебству, из кармана фартука появляется что-то вкусненькое.  Когда бабу Маню дочери обряжали в последний путь в заготовленный заранее наряд, то отказались от  фартука, который, как и всё прочее, был припасён хозяйкой обстоятельно и заранее, мотивируя это тем, что «мама и в этой жизни наработалась за десятерых, пусть там отдохнёт». Не знаю, как  баба Маня к этому отнеслась бы?..
Сколько помню её, никогда не присядет, вся в делах, в заботах.
 Она даже умудрилась избавиться от камней в желчном пузыре по дороге в областную клинику. А возвращалась домой уже здоровая.
  - Приступ за приступом до потери сознания, а что как, объяснить не может, - рассказывала её средняя дочь Надежда, врач по специальности. Обманом уговорила я маму ехать в областную больницу между дойками коров. Договорилась с водителем нашей больницы. Едем. Время поджимает: боли усиливаются, а мама при спутанном сознании всё твердит: «Быстрее, к обеденной дойке надо успеть». А я только и думаю, всё ли наказала своим сёстрам уезжая на тот самый печальный случай. Дорога — камень на камне, яма на яме. Маму трясёт в видавшем виды ПАЗике. Я что-то говорю ей, подгоняю водителя. А он и так, как может ведёт свою машину.
На очередном ухабе у мамы открылась рвота. Всю на изнанку выворачивает. Благо, у меня был с собой пакет полиэтиленовый. Освободила я его и маме, чтобы не мыть автобус, подставляю. Её выполоскало дО чиста. Сидит обессилив. Водитель предложил остановить автобус, чтобы выбросить пакет. И тут меня осенило: «Нет, говорю. Везём и маму, и пакет в больницу» он странно на меня посмотрел – совсем из ума выжила дочь, но спорить не стал.
Приехали, нас там уже ждали по телефонному звонку из посёлка. На УЗИ. И тут врач меня огорошил: «А Ваша мама абсолютно здорова, только пищевод немного травмирован». А тут я показываю ему содержимое пакета. Он воскликнул: «Сколько работаю, впервые встречаю такой случай, чтобы удаление камней произошло оральным способом. «Что нам делать?» - спрашиваю. А врач, улыбаясь, говорит: «Домой, ещё на обеденную дойку успеете. Пусть попьёт масло растительное с прополисом, чтобы пищевод восстановился». Возвращаясь, мама всю дорогу усмехалась: «Надо же, даже в больнице не полежала, и никто за мной не поухаживал. Делать нечего, придётся самой идти ухаживать за своими коровками».
Много десятков лет спустя, когда у меня подобная болячка приключилась, как я завидовала такому исходу болезни у бабушки Марьи: «Вот бы и мне так - между уроками...»
Как-то я в дошкольном возрасте спросила о том, когда у неё отпуск?
Ответ меня обескуражил:
  - Я же не заработала не то что отпуск, но и пенсию. До шестидесяти лет жила и работала в колхозе.   А колхозный стаж   не засчитывается. Муж и в колхозе был передовик, и здесь на руднике его сразу взяли на работу. И пенсию начислили, приплюсовав фронтовые годы. А меня, когда из колхоза выехали, уборщицей держали до пенсионного возраста на руднике. Вот только Брежнев   велел дать пенсию нам, колхозникам 13 рублей 32 копейки.   
Рассказчицей она была удивительной. Как бы невзначай, фраза за фразой лилась её речь, и уже невозможно было отвлечься на другие мысли.
Жила Маня с отцом. Мать умерла, едва дочке исполнилось девять лет.
В школе учиться не пришлось. Уже за мать под корову садилась, у плиты стояла, да и огород был на ней, пока отец работал на лесозаготовках. А с четырнадцати лет  была первой помощницей отца в лесу: топором орудовала как заправский лесоруб. Приходилось наравне с взрослыми мужиками тягать срубленные деревья на сани – зимой, а летом – поднимать на телегу. Там и «надсадила свои внутренности».
В положенное время вышла замуж за деревенского хлопца Семёна. А когда пришла пора рожать детей, то по причине этой самой «надсады» первые девять беременностей выносить не могла. Лишалась потомства на седьмом месяце. Наконец, в марте 1931 года появилась на свет девочка с ласкающим слух, но непривычным для тех мест,  именем Валя. Неизвестно, как бы завершились роды после двухдневных мук роженицы, если бы не проходившая мимо бабка-повитуха. Увидев во дворе  Семёна, трясущимися руками  запрягавшего колхозную лошадёнку, спросила: 
  - Чего случилось-то, на тебе лица нет?
  - Да, Маня разродиться не может второй день, не знаю, успею ли до Троеглазовки к фельдшеру довезти. Уже и дышать у неё сил нету.
Пока он запрягал, бабка зашла в избу, да вскоре оттуда и вышла со словами:
  - Иди, горе-отец, принимай девчонку. Давно бы меня  окликнул. Всего и делов-то, развернуть плод. Приподняла  я твою Маню за ноги да встряхнула пару раз, а потом ещё и рукой поправила: ногами вперёд шла. Много в жизни ей придётся ходить, и всё неторными дорогами. Ты с ней построже будь, знать своенравной девка вырастет.
Вот так по  течению родов определяли и характер, и судьбу младенца.
И редко ошибались.
Опять перерыв в десять лет. И в аккурат за неделю до начала Великой Отечественной родилась вторая дочь. Пока оправилась после родов, дошла до сельсовета в Троеглазовке, муж уже подъезжал к фронту. Вот и назвала дочку в надежде на нашу победу –  Надя. А грудью её кормила до семи лет, как и многие матери того  голодного времени.
В сорок пятом пришёл Семён с фронта, на удивление, даже не царапнут пулей вражеской или осколком, не контужен снарядом. В пехоте прошёл от Смоленска через свою историческую родину – Украину, «побывал в гостях», как он сам говорил, у поляков, расписался на Рейхстаге. А домой привёз с того похода много впечатлений и пару грязного солдатского исподнего.
  - Думала, что так и будет у меня две дочки, — продолжает своё незатейливое повествование жена деда Семёна — бабушка Марья. —  А тут послевоенная радость: в декабре 1947 года  отменили карточную систему, а у меня фельдшерица отменила женскую принадлежность и добавила старушечью – климакс. Живу я себе с ним. И вот он – этот самый климакс – начал подавать признаки жизни, и, аккурат, через девять  месяцев появился на свет.
Третью дочь назвали именем русской княгини – Ольга. Удалась она и умом, и красотой, несмотря, что поскрёбыш. И  брак у неё удачный. А баба Маня все годы жизни кручинилась, как бы успеть дочь   вырастить.    Позже хотелось внуков от младшенькой увидеть. А когда родился у Ольги первый сын – это был четвёртый внук  бабы Мани, та не на шутку встревожилась его  умом и рассудительностью не по годам.  Сетовала в разговоре:
- Наверное, он не жилец на этом свете. Такие умные люди долго не живут...
Вырос внучёк Олеженька, получил образование, женился. Его старшая дочь ВУЗ закончила,  сын достиг  тревожного подросткового  возраста. Бабы Мани уже не было в живых. Но предсказание  её сбылось: умер Олежек в неполные сорок пять, с диагнозом, который при жизни поставили медики,  как в том фильме «За спичками» - «обыкновенная болезнь у него: болел, болел, да и умер…».
Незатейливость её повествования и суждения о своей жизни притягивала слушателей с первой фразы. Это от бесед с нею обогатился мой словарный запас.  Говоря о человеке бескорыстном не только в своих действиях, но и помыслах, добавляла: «желанный…», но  могла   здесь же образумить грубого, нетактичного в выражениях человека: «какой ты нежеланный!». Это – высшая степень её ругательства. И ведь слушали охальники, побаивались её строгого слова.

А дед Семён всегда был главой семейства на том простом положении, что мужчина, и  решал все важные дела.
Роста он был небольшого. Как и все, прошедшие войну,  худощав, жилист.
В чем только душа держалась.
И все пешком или на бричке**.
До последнего дня у него с женой Маней был полный двор крупного рогатого скота, поросят, птицы. За всеми осуществлял пригляд, как впрочем всё население страны той поры. На Мане был огород и кухонное хозяйство.
Родня деда Семёна рассыпалась по всему союзу: от Восточного Казахстана до Украины.
А уж сколько однополчан проживало по всей  стране?
Дед Семён считал своим долгом всех попроведовать.
Прихожу я как-то домой из школы, смотрю сумка незнакомая в коридоре стоит. Спрашиваю у сестры: «Чья это, откуда?» Она в ответ: «Дедушка Семён приехал. Знакомый его подвёз. Говорит, пока твои родители на работе, сбегаю я к другу, попроведую его, а вечером к вам вернусь».
А друг его живёт ни много, ни мало километров в семи от нашей квартиры.
А дедушке в то время было уже далеко  за шестьдесят.
Если у кого-нибудь, не дай Бог, случалось горе, или радостное событие - свадьба, рождение детей, дед Семён приезжал первым. И всегда с подарками, гостинцами. И в делах поможет. Если надо - с детьми посидит, пока гулянка идёт. Посчастливилось мне, шестилетней крохе присутствовать на свадьбе его старшей дочери. Я удивлялась, как он везде успевал, ненавязчиво делал замечания, подсказывал. И казалось, не будет рядом деда Семёна - мероприятие не состоится.
Печальное событие — похороны. И здесь дед Семён первый помощник. До похорон побывает на кладбище, проверит качество выкопанной могилы, проследит за работниками траурной церемонии.
  - Если дед Семён приехал, значит всё будет в порядке, - говорили присутствующие  родственники.
Такой заботливый он был человек.
А как дед Семён и баба Марья привечали младшее поколение, нас — внучатых племянниц.
Как сейчас перед глазами стоит картинка: заходим мы - студенты в их просторную ограду. Дедушка во дворе суетится по хозяйству.
  - О, кто к нам приехал, - сдержанно констатирует он.
И уже радостно кричит в сторону дома:
  - Марья, гостей принимай! Кто, кто, племянницы-студентки приехали...
И завертелось, и закрутилось всё вокруг гостей. Откуда ни возьмись, старшая дочь Валентина с детьми-подростками пришла, позже — её муж с работы и сразу к дедам.
А что тут скажешь?  Рабочий посёлок, сразу всем известно, кто к кому приехал, кого провожают. Нам, городским это было в диковинку.
Потом бесконечные расспросы: рассказы-пересказы о житье-бытье. И обязательно всё это сопровождалось делами по хозяйству, на кухне.
Хозяева знали, если я приехала, значит обязательно попрошусь под корову, и выбирали для моей дойки самую смирную, покладистую животину. Это был для меня самый радостный момент всей поездки.
Вечером — баня, потому что мы приезжали всегда в субботу.
А день отъезда! Опять для стариков хлопоты, да ещё какие? В летне-осенний период с огорода гостинцы несут, а зимой — банки-закатки, картошка, корнеплоды. Из сеней, где хранилось мясо поросят, бычка после убоя, обязательно кусок сала, мяса и прочие вкусности упаковывались. У студентов всё сметалось за милую душу.
Обязательная часть гостинцев — выпечка: булки, пироги. И всё в русской печи, на подУ***.
Заходит утром, бывало, старшая дочь Валентина:
  - Мама, ты какие пироги затеваешь?
  - Дак, у меня с осердием**** лучше получаются.
  - Ну, тогда я на сладкие начинку готовлю.
И у меня при упоминании сладкой начинки, как и сейчас, слюноотделение обильное. Начинкой был ревень. А он от природы кислый вкус имеет.
  - Да не забудь сахару поболе и сушеную черёмуху добавить, - давал наказ во след  дочери дед Семён, - студентам это полезно для учёбы.
И откуда ему, не имевшему ни одного дня образования, знать о пользе продуктов?
Любознательность, не ослабевающая с годами делала его интересным собеседником. Внимательно слушал радио, смотрел телевизор. В разговоре знал своё место, но и не уходил в тень. К его мнению прислушивались и взрослые, и дети.
А щедрость его души была непревзойдённая.
Собираясь навестить свою старшую сестру Васеню в Черниговской области Украины, он оповестил всех родственников, собрал от них приветы,  гостинцы, и поехал к сестре с полными сумками.
Больше месяца его не было.
Жена и дочери с внуками уже волноваться начали.
Наконец заходит дед Семён домой.
"Где ты, как, душа болит?" - помните у Твардовского?
Рассказы длились дольше, чем были съедены привезённые  гостинцы.
Сестра Васеня передала мешок сухофруктов, именно стандартный мешок, ёмкостью в четыре ведра:
  - Сами будете компот варить, родственников угощать, и нас вспомните.
Пока ехал через Москву, Саратов, Свердловск, Омск, Усть-Каменогорск, где жили однополчане, со всеми делился гостинцем, как в мультфильме - пополам. И по прибытии домой сухофруктов осталось на одну кастрюльку компота.
 - Ну и что? Хоть сколько бы я привёз сухофруктов, они бы закончились. А вот воспоминания о поездке…
И действительно, с его  талантом рассказчика, подробности той поездки и его внуки, и правнуки помнят.
А как он в карты играл. Пульку расписать — любимое занятие в долгие вьюжные зимние вечера. Благодаря своей феноменальной памяти всегда выигрывал. Бывало, в доме нет денег на хлеб:
  - Пойду, Маня, к соседям, распишу пульку, авось с прибытком вернусь.
И точно, часа через три возвращался добытчик домой, и на пару булок хлеба да полкило пряников приносил в семейный бюджет прибавку.
Справили старики золотую свадьбу. Вернее, организовали им это мероприятие дочери. Были приглашены все родственники, друзья. Долго ещё о том веселье вспоминали присутствующие на семейном празднике.
Время катится под горку. Вот уже и к девятому десятку жизнь приближалась. Занедужила баба Марья, да и слегла. А через неделю её не стало.
Дед Семён ещё бодренько себя чувствовал. Казалось, износу ему не будет.
Но, когда случился уход из жизни его жены, старик как-то вмиг сник. Дочери заметили, как он стал заговариваться, путаться во времени и пространстве. И года не прожил после своей жены. Прилёг как-то на лежанку***** со словами:
  - Пора и мне к Марье, а то она заскучала без меня: всё зовёт к себе и зовёт.
Уснул и не проснулся.
А память о нём живёт в сердцах дочерей, внуков и всей его многочисленной родни.


январь-февраль 2022

* окружающая местность, окрестность
** лёгкая повозка, запряжённая лошадьми
*** нижний слой горнила (топливника) русской печи, на которой выпекают хлеб
**** внутренности животного (печень, сердце, лёгкие), идущие в пищу
***** длинный выступ у печки для лежания