Откровение

на краю видавшей виды лужи,
что ледком поддёрнулась  под вечер,
немощен годами и простужен
тихо преставлялся человече:

рваные обноски цвета пали,
грязь на теле и миазмы вони,
а из грязи рдея проступали
маки ран на ступнях и ладонях.

и лежать ему б до заговенья,
мало ли допившихся до гроба,
если б не бежала с дня рожденья
той округой юная особа.

как и все прохожие, от века,
тороплива и  неосторожна,
девочка споткнулась об калеку,
стывшего у лужи придорожной.

он чуть вздрогнул,сжался виновато,
как-то кротко глянул на девчонку,
пряча воспалённые стигматы,
попытался отползти в сторонку.

тронутое взглядом горемыки,
сердце ухнув, застучало споро,
искупавшись в нерождённом крике
смертной муки встреченного взора:

дедушка, вам плохо? неотложку?
нужно дома, при такой простуде!
люди, помогите  хоть немножко!
а людей и нет, толпа - не люди.

и старик промолвил еле слышно:
как бы это ни звучало  горько,
я себя давно считаю лишним,
дети — доказательство, и только.

ведь они, эпоха за эпохой,
добровольно падали  всё ниже.
впрочем, чадо, всё не так уж плохо.
есть и ты, и множество таких же.

не избыть мне перед вами долга,
я без веры слаб и безоружен.
вот, побуду на земле недолго
и уйду. я более не нужен.