Шпили-вили

Снова виденная тысячу раз картина –
союз карниза, голубя, хлебных крошек
и неба, в чьём зобе вспыхнувшая ангина
вечера, или – неслышный дождик,
но, сука, назойливый, точно сосед с гитарой,
который снова, слышу, орёт блатную.
Лишённые пастуха, тучи плывут отарой
и бедность под ними то с выпивкой, то с латунью.

И верно кишит под ними жизнь на земли такая ж
прям с каковой прежде дышали-были,
недаром сегодня ты словно бы намекаешь
разрядить обстановку расхристанным шпили-вили,
тем более мокро за спинами мутных окон
с той самой минуты как дух перестал носиться,
порхаешь вокруг, да всё же вернёшься в кокон:
дочери грёзе мама – твоя граница.

О, не гляди так больно. Надень повязку.
Зону комфорта свою обнеси стеною.
Дождь заоконный не предлагает – в сказку.
Сказочный всадник не гонится за луною.
Фильмы смотри. Стирай. Поурезонь свой сплин. У
мыслей фатальных прибежища на планете
нет, и не будет: встречают они полынью,
угрожают барахтаньем в полынье тел,

стремительно остывающих… сядь! послушай!
дождь барабанит по стёклам от страшной боли –
ибо то, что рыбы своею считают сушей,
мы называем – водою в черте юдоли,
часом всеобщей ,– тут подберу слова я,
в чаше пустых мечтаний мысли нужны, как вермут,
поскольку, в каком-то смысле, она – живая,
подле адамов и ев, а таким – не верят,

опору ж искать в подобных – напрасный труд и
в хаосе дум и в бешенстве круговерти…
кому же довериться можно до самой сути?
с кем же разделишь ты голую правду смерти?
Впрочем, любовь приходит ни слова ради,
ибо внедряется в пень перед пнём, в невежду,
в сизаря… Так что встречаю при всём параде,
срывая с тебя какую нашёл одежду.