Виктор Крутецкий
(1923 - 2006)
Полночь.
Лица солдат.
И команда привычная:
— Вольно! –
А потом:
— Кто желает пойти добровольно? –
И шагнул из притихшего строя мой друг.
«Почему ж опоздал я?» — подумалось вдруг.
А товарищ кивнул мне:
— Не хмурься до срока… —
И пошёл…
И пополз…
Зашуршала во мраке осока.
Вскоре взрыв долетел…
И мурашки – по коже…
— Не прорвался… не смог…
— Подорвался, похоже… —
— А прорваться должны!.. –
Каждый замер невольно.
И опять:
— Кто желает пойти добровольно?
***
Во мне воскресла злая сила деда,
Когда тянул я пушку из кювета,
И смелость, что жила в душе отца,
Когда я шел, не прячась от свинца.
И всё же было в том столпотворенье
Всего нужней не смелость и не злость,
А труженицы матери терпенье,
Которое и мне передалось.
ДВА ДНЯ
Вот и вновь ты посетила
Берег памяти моей.
До чего же ты красива
В глубине тех давних дней!
Помнишь, я сказал у дзота,
Разлучаясь на два дня:
— На два дня всего, а что-то
Сердце ноет у меня.
Будто знал тем утром ранним,
Что в пути у высоты
В первый день я буду ранен,
Во второй — убита ты.
СЕРЕБРЯНОЕ ЭХО
Казался лес корявым, грубым
В померкших, тающих снегах,
И вдруг серебряные трубы
Над ним запели в облаках.
И небо сразу стало нежным,
А лес прозрачнее, светлей.
Из прошлогодних трав подснежник
Заголубел меж чёрных пней.
Зазеленели ярче ели,
Рябь засверкала в ручейке.
А трубы пели в небе, пели
И смолкли где-то вдалеке.
Но ещё долго, как по вехам,
Меж голубых стволов берёз
Брело серебряное эхо,
Волнуя, радуя до слёз.
Свидетельство о публикации №122020603802