Поэма свет валаама

5
ПРЕДИСЛОВИЕ
От автора
К вам обращаюсь со словами любви, надеясь
на то, что среди вас найду единомышленников
моих мыслей и моих восторгов. При слове «Вала-
ам» сердце начинает радостнее биться у тех, кто
побывал на островах Ладожского озера и посетил
Спасо-Преображенский Валаамский ставропигиаль-
ный мужской монастырь.
«О, край воды, камней и сосен! Суров ты дол-
гою зимой! Весна свежа, светла, но осень стоит
как в ризе золотой. Не сам ли Бог, воздевши руки,
стоит средь грешных над водой, в свет превратив
людские муки, воздвиг небесный аналой?». Ду-
маю, что только о Валааме можно сказать такое.
Никакое другое место в России не вызывает та-
кого святого трепетного восторга. «Есть на земле
места старее, их величав и строен вид, но душу
так ничто не греет, как Валаама древний скит».
УДК 821.161.1-1
ББК 84(2=411.2)64-5
А З-13
Все права защищены, никакая часть данной книги не может
быть воспроизведена в любой форме и любыми средствами
без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Завьялов В.Н.
Свет Валаама. Поэма. Авторское издание, 2021 г.—
108 с., илл. Усл. печ. л. 4,39
Заказ № 28/04. Тираж …..
ISBN 978-5-6044169-4-5
© Завьялов В.Н., 2021
© Оформление Завьялов В.Н.
УДК 821.161.1-1
ББК 84(2=411.2)64-5
ISBN 978-5-6044169-4-5
6 7
О нелёгкой и прекрасной жизни монахов
и любви во Христе я рассказываю на страницах
этой книги. Я сам пережил много волнующих
сердце минут, посещая каждый год чудесный
остров Валаам. Уникальная природа северного
края с необозримыми просторами воды Ладож-
ского озера, древними лесами, врастающими
в базальтовые камни, меняют характер людей.
Греки говорили про таких: «Человек твёрже камня
и нежнее цветка».
Северное короткое лето, обласкав благоуха-
нием цветов и хвои природу, быстро сменяется
зимой с ледяными воздушными волнами и глу-
бокими снегами. Острова вмерзают в лёд и стоят
так неподвижно, не шелохнувшись, до весны.
В храмах и соборах горят свечи, и братский хор
поёт под снежную метель.
В коротком предисловии не передать всей
полноты чувств, которые охватывают паломника
при посещении Валаамского монастыря. Увидев
божественную красоту ОДНАЖДЫ, где пейзажи
и воздух наполнены необычной для материка ти-
шиной и духовностью, появляется желание вер-
нуть эту радость вновь встречей с православным
северным островом.
С надеждой на добрый приём уступаю место
поэме: «Свет Валаама». В ней с тёплой молитвой,
благословением, искренней благодарностью со-
здателям этого дивного места: Всевышнему и мо-
нашествующим, служащим Творцу и ПРАВОСЛАВИЮ
– главным архитекторам дивного
места в России выразил свои чувства строкой по-
этической.
Приятного чтения!
P.S. Моя особая благодарность за помощь, оказанную
в процессе написания книги, Владе Михайловой, Сер-
гею Винокуру и Эдуарду Хандюкову.
9
СВЕТ ВАЛААМА
поэма
I.
Я говорю: «Прощай» делам,
Столу с бумажными стихами.
Бегу от вас на Валаам,
Гонимый вьючными грехами.
Там, на обжитой стороне
Скалы угрюмо молчаливой,
Огонь святой найдёт во мне
Очаг надежды терпеливой.
Душа восторгом разгорится,
И до утра звездой окно
Беседой долгой насладится,
О вечном с ней наговорится
И с ней погаснет заодно.
10 11
II.
Собрался быстро я в дорогу.
Паломник новый налегке,
Закрыв московскую берлогу,
Сойдясь с судьбой накоротке,
Стопы направил я на Север:
«Сапсаном» прибыл в Петербург.
Там красотой тоску развеял,
Тяжёлый сняв с души недуг;
Бродил по улицам нешумным,
Гербов значение гадал.
В особняке при свете лунном
Бывало имя вспоминал
Его владельца. Где-то ныне
В изгнанье искрой гаснет род?
В краю далёком, ставшим былью,
Или звездой, что небосвод
Чужой украсила, и к нам
Уж не вернётся ставить Храм.
III.
На день четвёртый, помолясь,
Я покидал Петра творенье.
Заря лишь только занялась,
И растворялись ночи тени.
Пейзажи севера меняя,
Спешил автобус сквозь ряды
Домов, лесов, лугов, петляя,
Являвших древностей следы.
Приют чухонца одинокий
Напрасно взором я искал.
Примет эпохи той далёкой,
Что Пушкин славно описал:
Где мшисто топким берегам
Приданым скромным были избы.
И лес, неведомый лучам,
Сырым туманом был пронизан.
12 13
IV.
Мелькали быстрые картины,
Летели правой стороной.
За шумным бором шли низины
С болотной зыбкой тишиной.
И, обгоняя нас, попутки
Тянулись к финским берегам,
Не руководствуясь рассудком
По автострадовским волнам.
Была и впрямь дорога славна:
Прямая, ровная – без ям.
Она являла мысли главной
Один – единственный изъян.
Скучал водитель здесь порою,
Томимый скудною игрою
Невыразительных картин.
V.
И рад любому разговору:
Беседе лёгкой, даже спору –
Он слушал гида и шансон,
Докучливый сгоняя сон,
Не позволяя гаснуть взору.
На санитарной остановке
Брал кофе жиденький в столовке,
И терпеливо ждал на сход,
Размявший косточки народ.
И вновь, воспрявший бодрым духом,
Автобус радостно гудел.
И по дороге ровной пухом
Он беспрепятственно летел.
Сама собой пропала скука.
Гид ободряет, – Через час
Ньютона точная наука
На пристани утешит вас.
14 15
VI.
Кончался путь мой сухопутный.
Ждал в Приозёрске «Водоход»:
Болтливый, шумный, неуютный,
Как в Петрограде смутный год
Людских волнений, прокламаций,
Крушенья веры и надежд.
Менялось «Господа» на «Братцы»
И тучей шла толпа невежд.
Не размышляя, всё громила:
Усадьбы, храмы – всё подряд;
Всё, что веками возводила,
Что величала и любила,
Вмиг превращала в тлен и смрад.
Где сапогом, а где лаптями
Побила жизнь, как страшный град.
Пошли не Божьими путями,
Не ведая, что сотворят.
VII.
Недолго спорили, рядили –
На «Зимний» пушку наводили.
Лишь первый залп дала «Аврора»,
Тут вышло время разговора.
И победил рабочий класс
Среди бесштанных сельских масс.
А дальше голод был, разруха,
Приход одних, отход иных.
Помолодевши, смерть-старуха
Косила всех без выходных.
Россия пела и смеялась
Про то, что ей с плеча досталось.
И не один носила год,
Что ей осталось от Господ.
Добром церковным торговала –
И веру в Бога разрушала.
16 17
VIII.
Но годы шли не как-нибудь:
Страна крепила верный путь.
Забылись прошлые обиды.
Исчез заводчик и кулак.
И стало спорящих не видно.
Проблемы все решил «Гулаг».
Росла Советская держава,
Крепя столбы своих границ.
И, как могла, в руках держала
Немало западных столиц.
…………………………….
IX.
Но я отвлёкся не по делу.
Порывом чувства мысль снесло!
Воспоминание задело,
Как не отмоленное зло.
Мелькнуло странное сравненье:
Сравнил с Россией «Водоход».
Бог даст, не будет потрясенья:
Путь Ладогой легко пройдёт.
И здесь бывают завихренья,
И ходят воды ходуном.
В объятьях бури нет спасенья.
Купец – на палубе пластом –
На помощь Бога уповает,
И храм поставить обещает,
И, осеняя лоб крестом,
Дрожит осиновым листом.
18 19
X.
Швартовы отданы. И пристань,
Казалось, в сторону сносило;
От ветра свежего знобило.
Дрожал старинный «Водоход»,
Скользя по зыби мелких вод.
И в путь далёкий с неохотой
Он набирал натужно ход.
Гружённый вечною заботой,
Как не нажить в пути хлопот.
Деля в разлуке осторожно
Печаль и радость пополам,
Волной ласкался к берегам,
Благословляя их подножье.
На бакен зыбкий положась,
На мели, скрытые сердясь,
Пыхтя, тащился осторожно.
XI.
Когда же кончилась протока,
А с ней остались позади
Черты лишь смутные посёлка,
То необъятность впереди
Воды и неба, свет и тени,
И время в сторону ушли,
С души, как пену, мои пени
Упругим ветром унесли.
Нашёл на палубе я место.
И врос в него, как только мог.
Изюминку так держит тесто,
Так душу прибирает Бог.
Я всё забыл, и всё оставил,
Чем в жизни сердцем дорожил.
И небо Господа восславил,
Его водой святою жил.
20 21
XII.
Мы плыли час уже второй.
Вокруг вода молилась небу.
И таял берег за кормой,
И звёзды шли за нами следом.
И неба край, и край воды
У горизонта не кончались.
И с вечным бренного следы
Вдали сходились и сливались.
За дымкой лёгких облаков
Творил Господь тот луч отрадный,
Что пробиваясь сквозь покров,
Стоял над Ладогой нарядный.
Огнём вдали горели воды
И облаков пылала вата,
И чайка шла над «Водоходом»
Крестом распластано крылатым.
XIII.
Когда же минул третий час,
Пред нами остров показался.
И золотой главою Спас*
Над лесом дальним возвышался.
Как за оптическим стеклом,
Рос берег быстро пред нами.
То темя горное с крестом,
То скит за хвойными ветвями,
Волнуя душу, проплывёт
И в тень лесистую уйдёт…
Бежит моё воображенье,
Рисуя образ скудных мест:
Святое их преображенье
И воздух святости окрест.
Себя с молитвою хоронишь
От жизни грешной и мирской,
И в белом свете счастья тонешь,
Благословляя дней покой.
* Спасо-Преображенский Валаамский ставропигиальный мужской
монастырь
22 23
XIV.
А впереди уж отбелённый
Бурливой пеною веков,
Из лона Ладоги рождённый,
Архипелаг стоит суров.
О, жемчуг утренних восходов,
Ты русский северный Афон!
На небесах и в диких водах
Ты, Валаам, Христом крещён.
Меняются тучи веками.
И снег превращается в дождь.
Судьбою находится случай
Который, как будто не ждёшь.
Заглянешь за край поворота,
Встречая неведомый путь,
И новая входит забота
Хозяйкой в уставшую грудь.
XV.
И вот сошли мы вереницей
На самый край родной земли.
Духовной ставшею границей,
Чтоб защитить её могли:
И наши ценности святые,
И кости старцев вековые.
Чтоб Православной веры Крест
Хранил покой чухонских мест.
О, край воды, камней и сосен!
Суров ты долгою зимой!
Весна свежа, светла, но осень
Стоит как в ризе золотой.
Не сам ли Бог, воздевши руки,
Идёт средь грешных над водой,
В свет превратив людские муки,
Воздвиг небесный аналой?
24 25
XVI.
За Ним земель пройдя немало,
Чаруясь видом многих стран,
Душа моя ждала, искала
И забрела на Валаам.
Суровый край воды и неба,
Гранитных скал угрюмый вид,
Где каждый день души победа;
Где, как окоп на фронте, скит.
Где без любви не пустишь корни,
Не прорастёшь душой в гранит,
Здесь даже слово «посторонний»,
Как приговор суда звучит.
Но, если даст Господь, полюбишь
И в сердце примешь скудный край,
Быть может, всех счастливей будешь
И обретёшь душевный рай.
XVII.
Под небом северным России
Есть жизни чудный уголок,
Где в ожидании Мессии,
Водой кропит Илья Пророк;
Где молоком белеют стены
И замедляет жизнь свой бег.
Душа не верит в перемены,
Благославляя новый век.
Когда на ровные долины
Вступают реки, плавя гладь,
И взор паломника счастливый
Не может ширь воды объять.
Нам не понять его восторга,
Когда с молитвой он глядит
На пол замшелого порога,
Согбенный временем гранит.
26 27
…………………………………
Есть на земле места старее,
Их величав и строен вид,
Но душу так ничто не греет,
Как Валаама древний скит.
XVIII.
Ах, слово наше! Сколь лукавства
В своей игре оно таит!
Суля, ума и сердца братство
На дню сто раз провозгласит.
И столько ж раз тебя обманет,
Найдя в младенческих устах
Врата в узорчатых крестах,
Из-за которых дьявол манит.
Прости мне, Господи! Грешил
И я салонным словоблудьем.
По слабости своей души
Был искусителя орудьем.
За слова пышными вратами
Играл святыми я дарами.
И светом ложным привлекал
Того, кто истину искал.
28 29
XIX.
Но годы шли. Переменился
Я где-то сам, а где – судьбой.
Из плена грёз освободился,
Голгофой венчанный земной.
Я стал смотреть на годы проще:
Листва не больше, чем наряд.
Его меняют столько рощи,
Сколь небеса того хотят.
Когда они стоят нагие,
Как первообразы в раю,
Созвездья Ангелов над ними
Из синевы хрустальной льют
Туман забвения прозрачный.
Их одевает пышный снег.
И на земле их нет богаче,
И в небесах нарядней нет.
XX.
Прости, читатель сердобольный,
Велеречивого поэта.
Была бы слабость только эта…
Ходить кругами. Суть предмета:
Пытаясь кончик ухватить –
За ним восторженно ходить.
И вид, и нрав его познав,
Игры условия приняв.
И, право, что глотать, давясь,
Кусками слова, не ценя
Их красоту? И, торопясь,
К одной корысти только для
С того лишь выгоду иметь
Строфой на рынке прошуметь?
Храни нас, Бог, от искушенья
Лишиться веры и терпенья!
30 31
XXI.
Но день паломника торопит.
От келий розданы ключи.
И солнце северное топит
На водах мягкие лучи.
А что же келья? В ней окошко,
Как девы узкая ладошка,
Что мастер сделал из стекла,
Чтоб свет давая, не влекла
Смотреть в окно и отвлекаться
На размышления пустые.
Числа, которым в сердце нет,
Что словно капли восковые
Текут, текут. Анахорет
Едва ль в своём уединенье
Душе позволит праздной быть,
В забавах время проводить.
XXII.
Но полно мыслью развлекаться.
Зовёт к вечере братский хор.
Проснулись свечи. Наполняться
Преображенский стал Собор.
Я тихим гостем стал в сторонке,
Прижатый к маленькой иконке,
Восторга трепет испытал,
Хотя всех слов не различал.
Мужского хора слышал чудо,
Их голоса в псалмах плелись.
Благословенные оттуда
Со здешним в радости слились.
Был в этот миг – и я крылатым,
И в поднебесье я парил.
В полёте крыльями распятый,
Казалось, ангелом я был.
32 33
XXIII.
В уютной келье засыпая,
Во сне тот образ повторял,
Но снилась песня мне иная,
В которой слов не понимал.
И слух предельно напрягая,
Переставал почти дышать.
И дуновенье слышал рая,
Что стало с неба долетать.
И грезил я всю ночь, стеная.
Как чайка видел тень свою.
Над морем жизни пролетая,
Ловил я райскую зарю.
Но сон паломника недолог.
Забрезжил свет. Пора вставать.
Ночь убирала звёздный полог.
Казалась жёсткою кровать.
XXIV.
Плеснув в лицо водой студёной,
Я к службе ранней опоздал.
Днём долгим, телом утомлённый,
Молитвы Богу задолжал.
Простится мне Отцом Небесным
И этот мой не первый грех.
В груди от них давно уж тесно.
Отца душа зовёт поверх,
Как утопающий спасенья
Среди стремнины наводненья.
На завтрак гид меня торопит.
Конвейер в трапезной не ждёт.
Тарелок звон. Салфеток шёпот.
Минут и двадцать не пройдёт –
Молитву «Отче» прочитали.
За хлеб насущный всем поклон.
Пришли одни, другие встали.
Опрятный стол вновь застелён.
34 35
XXV.
Открылась дверь – Закрылась дверь.
Все вроде сыты, слава Богу!
Чего желать? Куда теперь?
Благословляй судьба в дорогу!
Кругом леса и в каждом скит.
И свят здесь метр троекратно!
И в каждом зёрнышко лежит
Грядущих дней в земле опрятно.
Дай только время, прорастёт
И даст плоды отсюда древо.
И почву добрую найдёт
Для запоздалого посева.
О, сколько вытоптано мест,
Где душам трудно укрепиться?
Где животворный Церкви крест
Без веры стал к земле крениться.
XXVI.
Россия! Владычица мира,
Прости ты своих сыновей!
Распроданы ими порфира
И все атрибуты царей.
Знать был урожай непутёвых,
А славных сынов недород.
Бог даст, на полях плодородных
Полезный народ прирастёт.
Давно нерешённые споры
Он с верою в Бога решит.
Святой не теряя опоры,
Россию и мир сохранит!
И будет Россию он славить!
И славу, и честь умножать!
Всё можно любовью поправить,
И с думой о Боге рожать!
36 37
XXVII.
Земли Российской крепнет твердь.
И глубоки её устои.
Но сколько ей ещё терпеть –
К себе прикладывать чужое?
Вздохнув, когда ж расправит плечи,
Какое в мире полотно
Не разлетится в пух от встречи?
Ей платье Запада мало.
Пора народы звать к станку.
Свои наряды ткать искусно.
Наречено ей на веку
Себя прославить многоустно.
И звать других, и ободрять,
И равный путь для всех искать.
А не стоять в сторонке грустно,
И род, и племени не знать.
XXVIII.
Приспело время вспомнить корни:
Узнать Отечество своё.
За новым веком мы в погоне
Забыли прошлое. Оно
Едва сквозит из-под обломков.
И молчаливый где-то крест
Один стоит средь голых мест –
Маяк духовный для потомков.
С такого кладенца-креста
Путь Валаама начинался,
Когда Андреевы уста,
Что Первозванным прозывался,
Несли Евангелия свет
На Север дальний. С давних лет
Тот Крест нетронутым остался
И душам якорем являлся.
38 39
XXIX.
Сергей и Герман основали
Святого братства здесь приют.
Дела благие не пропали…
Не канул в Лету скромный труд.
В десятом веке преподобный
Авраамий остров посетил.
И прах святых в своей заботе
Он к новгородцам приобщил.
Четыре века пролетели.
Савватий строит монастырь.
Ведёт рыбацкие артели,
Земли распахивает ширь.
Число монахов прирастает.
Да вот беда, коварный швед
Набегам остров подвергает,
А русский слаб ещё сосед.
XXX.
Пётр Великий подрастает,
Бразды, ослабшие берёт,
И так Россией управляет,
Что к ней с поклоном мир идёт.
Он гонит шведа отовсюду,
Где тот разбоем промышлял.
Европу любит, как подругу,
Но в ней не видит идеал.
Быть раз – другой и развлечётся,
Вступив с Европой в карнавал,
Но, погуляв, вновь соберётся,
Прибавить то, что не добрал.
Чтобы вернуться напоследок,
Как просветительства наследник,
Оставив за собой окно,
Что может дверью стать оно.
40 41
XXXI.
Хвала и честь его делам!
Победам слава и твореньям!
И возродился Валаам
Петра дыханием весенним.
Взрастали Храмы и палаты,
Боролось дерево с огнём.
Пожары были как закаты
Над тонущим монастырём.
До той поры пока на камень
Назарий рук не положил.
Из камня стали строить. Пламень
Своё на дереве отжил.
И монастырь преображался,
И колокольней в небо рос.
И белым лебедем казался
На Ладоге, что службу нёс.
XXXII.
Великим княжеством Финляндским
Тот край в те годы назывался,
К России штатно прикреплялся,
При ней губернией он слыл.
Сам Император Александр
Паломником здесь скромным был.
Монастырём весьма доволен,
Он поддержать его был склонен.
Пришёл сюда большой подъём.
Росла с молитвою обитель.
И место славил здесь трудом
Монах – послушник и строитель.
И настоятель Дамаскин
За сорок лет души раденья
Подвёл итог всему. За ним
Судьба готовила паденье.
42 43
XXXIII.
Хоть Матерь Божья и хранила
Иконой древний монастырь.
Мафорием его покрыла,
Чтоб ереси не ела гниль.
Но время выпало бессилья
И перевёлся род царей.
И мир отдался тёмной силе,
И содрогнулся свод Церквей.
Святых немало пострадало.
Смутился дьяволом народ.
И воцарилось силы право,
И против рода вышел род,
А дети предали отцов,
И братья братьев убивали.
И вместо хлеба плоть свинцом
Невинной жертвы наполняли.
XXXIV.
Не удержался Петроград.
И, кумачом отёрши слёзы,
Он превратился в Ленинград.
Увяли царственные розы.
Погас, как свечи, Валаам.
Он при Финляндии остался.
И выживать, как мог, пытался,
Пример являя веры нам.
От лютеранства отчуждался.
Язык был финский не с руки.
Дух русский властью изгонялся.
И притеснения тиски
Ужесточать взялись эстонцы.
И преуспели в деле том.
Что ж, эхо зла и к ним вернётся
И сотрясёт балтийский дом.
44 45
XXXV.
Окно Петра едва прикрыто,
А из него уж тянет дымом
Войны с Европой позабытой
По золотым российским нивам.
Едва от финской отдышались,
Немецкий наползает крест
Гремучей тенью на долины,
И первым гибнет древний Брест.
И счёта не было фронтам.
Пылали небо и земля.
Война пришла на Валаам,
Свинцом засеяла поля.
И был исход из Валаама
Святых отцов, как реки вспять.
Великая вершилась драма!
И слово Бог не мог сказать.
……………………………..
XXXVI.
Лишь птицы сирые кричали
Среди разрушенных небес,
Когда их с гнёздами срывали
И разлетался в щепки лес.
Скиты и храмы опустели.
Ослепли вскоре алтари.
Среди развалин ветры пели:
Господь, помилыуй – сохрани!
От братьи горсточка осталась,
Что не радела за живот.
И, как могла, спасти пыталась
Всё, чем душа в беде живёт.
Не выдаст Бог врагам схороны,
Авось снаряд их не найдёт.
И, переждав войну, иконы
Земля в сохранности вернёт.
46 47
XXXVII.
Прошли, как дым, воспоминанья,
Оставив горький вкус в душе.
Но в сердце аромат преданий
Храниться будет, как в саше.
Ещё не раз он ум встревожит,
Навеет образы тех лет…
Всё повторится снова может –
На зло не действует запрет.
И лишь одной любви по силам
Мечи на плуг перековать.
И на пожарищах вновь нивы
Во Славу Божью возрождать!
И молоком любви младенца
От Церкви-Матери поить
И окормлять душою сердце,
И на корню в нём зло губить.
XXXVIII.
Проходят грозы. Время лечит.
И светит солнце Божье вновь.
Как буря мир наш не калечит,
Бог исцеляет! И любовь
Весенней птицею хлопочет
Как пастырь добрый над гнездом.
И возвращается в дом отчий,
Его покинувший, ведом
Одной вселенскою заботой:
Не покладая рук, трудом –
Молитвой, верой и работой
Вернуть утраченное. В том
Есть Божий промысел и благо:
Все испытанья пережить.
Нам свыше данная отвага –
Дорогу к Богу находить!
48 49
XXXIX.
Я не судья, не друг эпохи.
У каждой свой готов обед.
И хороши ль продукты, плохи?
Товарищей в том споре нет!
У каждой власти новый повар,
Свой аппетит и новый вкус:
Кому бифштекс по вкусу с кровью,
Кому «биточки, а ля рюсс».
А за волной волна сметает
Объедки с бренного стола.
«Поляну» новым накрывает,
Кого для пира привела.
Голодных властью лишь накормит,
А на пороге смена ждёт.
И алчных алчный в шею гонит,
За горло сытое берёт.
XL.
Прости, читатель, я отвлёкся.
Представить трудно Валаам
Другим, когда душой влечёшься
По вечереющим холмам,
Любуясь их преображеньем,
И храмов зыбким отраженьем,
Светло скользящим по волнам
Со всем богатством в руки к нам.
Ах, если бы не путы лени,
Не ломота в больных костях!
Я встал с поклоном на колени,
С молитвой тёплой на устах.
Всю ночь со звёздами молился,
Благославляя скудный край,
Который мне в тот час явился,
Как невозможный в жизни рай!
50 51
XLI.
Так чары солнца в миг заката
Охватят светом мир земной,
Позолотив его богато,
Нас околдуют красотой.
Над горизонтом хвост павлиний
Из переливчатых лучей
На небосвод струится синий
Крылатым отсветом свечей.
Украдкой Бог, зайдя за полог
Вечерней мглы, проносит свет.
Душе даёт Он дивный повод
И ожидаемый ответ:
За Богом слово остаётся
Всегда последнее сказать:
Какого нам на небе солнца
По нашей вере ожидать.
XLII.
Пошёл однажды я проходом
В глухом заброшенном лесу.
Заметил дым я на весу,
Что задремал от непогоды.
Не узнавая мест, смутился.
На дым с надеждою побрёл.
Дремучий лес вдруг расступился:
Замшелый скит и старец в нём.
В котором бренны годы он
Пред взором Бога коротал.
На тяжкий жребий не роптал.
Монах приём мне оказал.
И попросил меня он в дом.
Дал чай брусничный и варенье
Из ежевики, как смола.
Звучали, как благословенье,
Передо мной его слова:
52 53
XLIII.
Вспылит пустынная дорога,
Цветы ли, звёзды зацветут –
Везде дыханье слышно Бога,
Во всём Его вершится труд.
Взойдёт ли солнце над равниной,
Луна заблудится в горах,
Иль с тонкой шеей лебединой
Свет изогнётся на волнах;
Дыханьем всё объято Божьим –
Животворящий Дух везде:
В песчинке зиждется ничтожной,
Горит в мерцающей звезде…
И на холмах земли священной
Возводит Храм рукой Святой,
И обрамляет лик Вселенной
Нимб Бога ярко-золотой!
XLIV.
Монах сказал своё от сердца,
Что в одиночестве писал.
Во мне найдя единоверца,
Души покров приоткрывал.
Искал слова я для ответа…
Но на устах моих печать
Не позволяла сделать это.
Пришёл черёд и мне молчать.
Одна душа моя внимала
Словам из тёмной глубины
Так, будто выхода искала
На рубеже последнем тьмы.
И силуэт монаха в свете
Был на пути моём столпом –
Тем первым, что в дороге встретил
Я во спасении своём.
54 55
XLV.
В уме вопросы я готовил,
В разумность веря наперёд,
Что разрешенье их простое
Монах, мной встреченный найдёт.
И обозначит путь мой грешный
Простым набором верных вех,
Над нашим суетным покровом,
Что будут день и ночь поверх.
И вот мне случай выпал верный.
Мне послан Богом был монах.
В густом лесу я был не первым
Заблудшим, точно в трёх соснах.
С тропы проторённой туристом,
Малиной дикой искушён,
Я отошёл. Обратно в мшистом
Подбое след свой не нашёл.
XLVI.
А дальше было, что случилось:
Я на авось понуро брёл.
За мрачной тучей солнце скрылось.
И мелкий дождь на листьях цвёл.
И с ветром лес шептался тайной,
И кости бренные могил
Животных, павших здесь фатально,
Я осторожно обходил.
Молился так привычно Богу,
Как делал то не раз в трудах,
Когда испытывал тревогу –
На неизвестную дорогу
Сбиваясь, в поисках устав.
И свет являлся мне ответный.
И возвращал меня на путь
Приметой глазу столь заметной,
Что наполнялась верой грудь.
56 57
XLVII.
Так ныне есть. Так будет впредь!
Мне Бог послал на счастье старца.
В случайной встрече усмотреть
Готов судьбу. Но час прощаться –
В глазах монаха прочитал.
И в сердце ладанку собрал:
Лик, просветлённый Богомольца,
И запах трав, и скромный быт
Того, кто Божьей верой сыт.
Я, как монах, обнял монаха.
К руке губами приложился.
И, как прикормленная птаха,
Была бы воля, поселился
От дома старца недалече.
И был бы рад случайной встрече.
Ничем бы старца не тревожа,
В его свету я век бы прожил.
XLVIII.
Смутился я от мысли грешной.
Хватил, пожалуй, через край.
Порыв души мой чист, конечно.
Но кто рецепт напишет в Рай?
Болезнь желания опасна.
Она соблазнами полна.
Чужая жизнь, как ни прекрасна,
Не может быть твоей она.
Сопроводил монах крестом
Моё от дома отступленье.
Как передать вам изумленье?
Калитка ветхая с кустом
Смородины ввиду у дома,
Тропа в лесочке негустом
Мне как бы вроде и знакома?
Лишь путь монах мне указал,
Как вмиг и сам, и дом пропал.
58 59
XLIX.
Была знакома мне дорога.
Я бодро шёл, повеселев.
Печалью светлой душу трогал
Нежданно вызревший напев.
Откуда был он мне направлен?
Зачем он сердце бередил?
Как тень вечерняя на скалах
Крылатый месяц он ловил.
Я повторял мотив нехитрый,
Легко давались мне слова:
Так, будто книгой шёл открытой
И строчки сердцем целовал.
И вспоминал монаха бремя,
Святую радость тихих глаз.
Он, как заката свет, старея,
Как солнце, радостно угас.
L.
Поэта грешного ли вспомнит,
Когда пред Господом рассказ
Начнёт в светёлке Бога горней
С молитвой вечною за нас?
Я ж старца имя не забуду.
Назвался мне как Никодим.
Запомнить имя то нетрудно,
Когда ему я посвятил
От сердца скромное творенье.
Пусть сказкой кажется оно.
Запечатлелось в нём мгновенье –
Души небесное звено.
Как сердца вечная забота,
Что черпать свет не устаёт.
Души незримая работа,
Что в запредельное ведёт.
60 61
LI.
«В скиту одинокий отшельник
Дразнит молитвами смерть.
Корнями седой можжевельник
Врастает в гранитную твердь.
А смерть улыбается тихо,
И ласково смотрит в глаза.
Иноку шепчет, – Я лихо
Спрячу-ка за образа.
Что ж тебе смерти бояться:
Богу дала я зарок
Послушницей кроткой являться,
Косой обметая порог,
Сиделкой лелеять болезни,
Голубкой сидеть у окна,
Как райские сны мои песни,
Как сладкая дрёма, тоска.
Ты тихо в молитвах увянешь.
Осыплешься, будто бы цвет.
Пред Богом бескровный предстанешь –
Прозрачный и чистый, как свет.
Я скит твой оставлю навеки.
Янтарной смолой оболью.
Устои – ни камни, ни реки,
Ни бури, ни я – не сгублю».
62 63
LII.
Тропа моя сползла к дороге.
Порт Валаама показался.
Спина кляла больные ноги.
С прогулкой я перестарался.
Сошёл к воде. Валун пологий
Среди камней облюбовав,
Смотрел на западные сходни,
Где солнце рыжее, устав,
Скользило медленным закатом
По ржавой масляной воде,
По берегам путём обратным
Бросая тени кое-где,
Среди камней, что как тюлени
На мелководье залегли.
И, предаваясь сладкой лени,
За солнцем плыть уж не могли.
LIII.
И на меня сошло блаженство.
Не то, чтобы лишился сил.
Но в благость Божью я оделся –
Так чувство я бы объяснил.
Я полон был волшебным звоном.
И звук, и свет в одно слились.
И облака к воде с поклоном
Устало вечером плелись.
Пора на ужин и к молитве.
Преображенский близко Храм.
Я одержал победу в битве:
Сегодня дал отпор грехам.
Как счастлив Богу помолиться!
Косноязычно пусть, навзрыд!
Не всё, не сразу мне простится,
И не покинет душу стыд.
Но завтра я пригну колени,
А очи к небу подниму.
Оставлю просьбы я и пени,
И лишь восторг пошлю Ему.
64 65
LIV.
Молитве доброй, небо, внемли!
И слов святых струись поток!
На небе радужные цели
Являет сердцу мудрый Бог.
Да, вот беда! Нам Дьявол застит,
Темнея тучей, Божий свет.
И ловко ловит нас на страсти,
Ввергая в бездну грешных лет.
Но нет опоры сердцу лучшей
Ненастья морок пережить!
За миновавшей грозной тучей,
Отраду в солнце находить.
И эту светлую подсказку
Прозреть не поздно на пути.
И всей душой поверить в сказку,
И веру в Бога обрести.
LV.
Когда устал стонать и плакать
И вестников поить слезой,
Иди с молитвою на паперть
И там, смиренья полон, стой.
Как нищий просит подаянья,
Вздымая кружки тощий край,
Так жди от Бога состраданья
И в сердце свет Его вбирай.
Он грудь твою наполнит звоном
Минут счастливых через край;
Он окружит тебя покровом,
Как яблоню цветами май.
И ты, утешенный, вернёшься,
Чтоб снова плакать, и страдать,
И жаждой сердца отзовёшься –
Других – несчастней – отыскать.
’
66 67
LVI.
Как спал – не ведаю. Проснулся.
И до зари пришёл я в Храм.
Душой летучей прикоснулся
К тяжёлым в рамах Образам.
Ничто, не требуя, молился.
Как знал, как мог – благодарил.
И сердцем к небу возносился,
И, всех любя, навек простил.
Не Сам ли Бог душе открылся?
Или душа, творя замес
Из света, что во тьме клубился,
Хотела чуда из чудес?
И Бога радостно звала –
Чтобы воочию явился,
И Образ спицами плела,
Что из лучей лампад родился.
LVII.
Я вышел празднично из Храма.
Уж тлело солнце сквозь туман.
Лесов с холмами панорама
Искала место облакам.
Был ранний час. Белела пристань.
И пароход в тени дремал.
И по воде кристально чистой
Сквозняк ночной ещё бежал.
Маляр из трудников старался
Придать палатам свежий вид.
С седою древностью сражался
Он доблестно, как тот пиит,
Вкусивший славы дух пьянящий,
Отравой сладкой ум разящий,
Рождая смуту и раздор,
Крадясь в душе своей, как вор.
68 69
LVIII.
Пора о трапезе, друг, вспомнить.
Назначен ей недолгий час.
Не надо мысль о том готовить,
Чем удивят сегодня нас.
Как дни похожи чередою,
Так блюда те же без затей
Готовит повар лишь с водою:
Рожки, да рыбу без костей.
Но кормят вволю, лишь успей
Себя настроить на добавку.
Большая миска добрых щей
На шестерых, занявших лавку.
Столы ж и лавки так длинны,
Что на другом конце соседа
Не увидать. Разведены
Мы, как мосты, на срок обеда.
LIX.
Я в дворик тесный поместился
Среди паломников и красок,
Меж кирпичей, из гипса масок.
Там люд прибывший суетился…
Все ждали завтрака и сказок.
И в шуме голосов нестройном,
В посудном празднике лотков
Я пирогов дышал настоем,
С олифой смешанным веков.
Что ж, в свой черёд и мне досталось
Вкусить келейных пирогов.
И послевкусие осталось,
Как мимолётная любовь,
Что жарко к сердцу привалилась,
Румянцем сердце обожгла,
А, спохватившись, извинилась:
Грехом обманута была.
70 71
LX.
Беззвучной стаей пролетая,
Блеснули в небе облака.
И солнце, пышно расцветая,
Горело в зеркале стекла.
Коль день с утра так славно начат,
Невольно благ и дальше ждёшь.
Прощённый Богом, жить иначе
С душою светлою начнёшь...
Объять всё разом невозможно!
Архипелаг не так велик.
Но здесь бродить годами можно,
Как по страницам древних книг.
И как над ними не радеешь,
Всего осилить не дано.
Одну лишь жизнь на всё имеешь.
Прожить другую мудрено.
LXI.
«Всё возвращается на круги», -
Изрёк библейский Соломон.
Хотел бы верить в это, други,
Касалось то, когда времён
И справедливых, и счастливых,
Где с неба вера и любовь
Несут в Божественных мотивах
Нам освежающую новь.
Один и тот же обруч крутим,
Порочный повторяя круг,
Рождения и смерти учим
Земного бытия недуг.
И недоступные пределы,
Достигнув края, мы клянём.
И путь отпущенный, проделав,
Как звук, истаявший, умрём.
’
’
72 73
И тёрся боком о причал.
Вёрстах в семи Свято-Островский
Есть скит один из сорока.
В просторах Ладоги полоской
Синеет берега строка.
Там замедляют волны бег
Поведать миру о скитальце.
Великой повестью о старце,
Что посетил пустынный брег.
Живя среди лесов, камней
Так, будто вздумал он расстаться
В лишеньях с жизнию своей…
…………………………………
Теперь туда стремили путь –
На скит святой глазком взглянуть.
LXII.
Довольно грусти! Нас сдавала
На милость Ладоги Обитель.
Невзрачный катер у причала –
Разлук и встреч покорный зритель,
Опрятно был одет в металл.
Просторов бурных покоритель,
Нас равнодушно принимал
’
74 75
LXIII.
Волну клевал неспешно катер,
Гряду минуя островов.
Утюжа радужную скатерть,
Воды морщинил он покров.
И перебрав волны немало,
Дугой пологой катер лёг
И замер тихо у причала,
Довольный тем, что нас сберёг.
Высок и дик тот остров скудный.
Прибрежных волн не молкнет звук.
С веков далёких он – безлюдный –
Служил прибежищем гадюк.
Клочок забытой Богом кручи
Избрал для подвига монах.
Архипелаг давно изучен:
Открыта жизнь на островах.
LXIV.
С горы крутой спускаясь трапом
Из грубых досок и жердей,
Где упирали ели лапы
В ступени скользкие камней,
Несли мы думу вереницей
Сколь было нас сюда одну:
Святому месту поклониться
И снять грехов с души вину.
В пещере каменной спасаясь
Святой молитвой инок жил.
На Божью милость полагаясь,
Огня зимой не разводил.
Что лес давал, тем и кормился.
Духовный мир ему открылся:
Легко одетый, он в мороз
Молился страстно и не мёрз.
76 77
LXV.
Здесь шесть веков в пещере тесной
Не гаснет крошечный огонь
И узкий ход в скале отвесной
Едва просвечивает он.
И крест, и образ Чудотворца
Сложились в памятный ковчег.
И вечная лампада солнца
Приходит в келью на ночлег.
Настал и мой черёд тесниться
В проходе узком из камней,
Келейно чтобы помолиться
Я мог о житнице моей.
О чём просил я на коленях
Скрывать не стал бы я секрет.
Похожи мы в своих томленьях
И новостей в молитвах нет.
LXVI.
Мы все одно и то же просим.
В душе и сердце веру носим.
Поклон молитвенный кладём
Покорно милости мы ждём.
Да вот беда, повышен спрос:
В России снова перекос!
И атеист меняет вектор:
Он жизни в Боге славит сектор.
Давно читатель догадался
О старце Свирском моя речь.
Его я Ликом озарялся,
Посильный крест искал для плеч.
На яркий свет душою влёкся,
Как мотылёк, из рабской тьмы,
Когда паломником нарёкся,
Направив к Господу стопы.
78 79
LXVII.
Но что слова о том мирские?
Что можно ими передать?
Погоду, страх, дела людские…
Но как Святого разгадать?
Когда он рядом и вдали…
Так берег ищут корабли
Среди бескрайнего простора,
Туманным призраком земли
Не утоляя жажду взора.
По всей России имя Свирский
Звучит в устах колоколов.
Он каждому, как самый близкий,
Несёт Отцовскую любовь.
Как дети верные, мы любим
Отца приёмного и в нём,
Как сердцем строгим и не судим,
Черты мы Бога узнаём.
LXVIII.
Святому низко поклонился.
Мы оставляли древний скит.
За поворотом остров скрылся,
Вернув себе пустынный вид.
Воды простором любовался,
Пока наш катер возвращался.
Час не прошёл. Уже блестит
Вдали святой Никольский скит.
И вот уже в небесном свитке,
На глянце праздничной открытки
Приют наш славный – Монастырь
Являет стен епитрахиль.
Теснятся в бухте корабли.
Им волны шепчут о свободе,
Которой нет у нас внутри,
Но предостаточно в природе.
80 81
LXIX.
Но отчего же нас порой
Душа свободы обнимает
И счастье нежной головой
На грудь с любовью припадает?
И шепчет голос до зари: –
Напрасно грудь теснит ограда.
Свобода, счастье есть внутри
И вне себя искать не надо.
…………………………….
Но кто из нас свободен ныне?
Кто сердцем Господа постиг?
Не знает страха и унынья?
В своей душе алтарь воздвиг?
О ближних истинно печётся,
В Небесном Царстве наречётся
Кто первым Господа венцом,
Довольный жизненным концом?
LXX.
К живым питая уваженье,
Пора и мёртвых посетить.
Как в зеркале, их отраженье
Умом полезно находить.
Веков свидетели-могилы
Нам возвращают дух времён,
И красоту, и славу силы,
И свежесть выцветших знамён!
То чувство странное уюта
Я не могу вам объяснить.
Среди камней могильных будто
Возможно счастье находить.
И счастлив я бывал порою,
Когда за вечности игрою
Я наблюдал в тени дерев,
У склепа древнего присев.
82 83
LXXI.
Здесь завещание от предков
Таит поставленный гранит.
Под спудом камня древа ветка
Останки бренные хранит.
Приоткрывает новый день,
Бросая в сердце смерти тень,
В которой счастье и тревога
Не потерять в дороге Бога.
Я вспомнил старца Дамаскина.
Передо мной духовный путь
Прошёл, как яркая картина,
Наполнив светом мою грудь.
Он в детстве отроком столь кротким
Был нравом, что казался робким.
Но Бога рано он познал,
И жаждой сердца часа ждал,
LXXII.
Когда Господь его услышит
Боголюбивый дух вдохнёт,
Благословенье даст Он свыше,
Путём Господним поведёт.
И в двадцать лет своих от роду
Оставив скромный отчий дом,
Сел на попутную подводу,
Стал жить подвижника трудом.
С больной ногой дошёл до Лавры –
Киево-Печерской кое-как.
И будут те в знаменье правы,
Увидев в том небесный знак,
Что Господу ходок угоден.
В движении весьма свободен
Он стал. И радостно молился,
Что злой недуг с него свалился.
84 85
LXXIII.
О той беде не вспоминал,
Что в детстве он калекой стал.
Пошёл по жизни, не хромая,
С глубокой верой в Божий путь.
Зажглась звезда его святая.
Желание теснило грудь:
Отдать себя Господней воле
И стать жнецом в духовном поле.
Ему Господь благоволил.
В пути, навстречу посылая,
Святых отцов, не торопил,
Стези по силам выбирая.
Всё так сложил, что Валаам
Даминиаму домом стал.
Где он послушником трудился
И духом много добился.
LXXIV.
Пострижен был, когда в монахи,
Он Дамаскина имя взял,
В благоговейном Божьем страхе
Небесный путь свой прозревал.
В любой работе был исправен.
И делом добрым был он славен.
И силы духа небывалой
Достиг он в подвигах, но малой
Заслугой то себе считал
И новых подвигов искал.
86 87
LXXV.
Желая путь пройти пустынный,
Он в скит далёкий удалился.
Носил вериги и постился,
Рубах, истлевших не жалел.
Плоть не берёг. И лишь радел
О Духе Божьем, что огнём
Уже пылал нетленным в нём.
Когда пустыней укротился,
Он вновь в обитель возвратился.
И стал монахом в ней служить
Трудом, чтоб святость укрепить.
И брата стать смиреньем ниже,
К его нужде душою ближе.
И быть свечой ему отрадной
От Бога посланной наградой.
LXXVI.
Пример являя жизни строгой,
Он человеком добрым был.
К душе заблудшей и убогой
Тропу он сердцем находил.
Всех исцелял он от недуга.
Его судьба других влекла.
Молитва – верная подруга
Ему помощницей была.
Грядущий век его запомнит
И передаст другим векам.
Святое воинство пополнит,
Приумножая Божий Храм.
Грехи свои со страхом будем
Мы приносить на Божий суд –
В пути светильник нужен людям
И те, что свет во тьме несут.
88 89
LXXVII.
Густеют дни. Порой за ними
Грядущий день не разглядеть.
И монастырь при Вениамине
Стал замедляться и хиреть.
Устав всё чаще нарушался.
Среди монахов шёл разброд.
Архимандрит Игнатий взялся
И предрешил вражды исход.
Совет его был: Дамаскина –
Подвижника во цвете лет,
В обитель звать, чья жизнь невинна
И, как свеча, являла свет.
Который грех таить под спудом.
Пора поставить над сосудом.
И пусть со свещницы он всем
Сияет в путь благословен!
LXXVIII.
И волю Божию творя,
Как вновь взошедшая заря,
В игумены был возведён
И принял сан, как чашу, он.
Наставником монастыря
Стал Дамаскин, и с января,
Не пропуская время зря,
Он приступил с присущим рвеньем
За монастырским устроеньем.
Известный зодчий Горностаев
Был Дамаскином приглашён.
А вслед ему других уж стая
К нему спешила на поклон.
Обитель Божью возводила.
В том утешенье находила.
Здесь архитектора душа
Слилась с душой карандаша.
90 91
LXXIX.
В делах игумен преуспел,
Но мыслью дальше полетел:
И обновил, и приумножил
Немало Храмов и часовен,
И жизнь достойно в Боге прожил.
И каждый был трудом доволен,
Кто при игумене трудился,
И без нужды ни в чём молился.
И сорок лет с ним окормлялся
Святою пищей монастырь.
И Божьей радостью держался,
Пока игумен на псалтырь,
Увяв, главою не склонился,
Не завершив креста, забылся
Пред братьями покойным сном,
Благословив любимый дом.
LXXX.
О том я вспомнил, очарован
Приютом Божьим. Прижилось
Здесь солнце лучиком сосновым
В малине вечером паслось.
Здесь Дамаскина тень витала,
Монахов кельи посещала.
И в полуночной тишине
Являлась иноку во сне.
Рукой коснулся я гранита
И поклонился тишине.
Из двери, будто приоткрытой,
Услышал вздох, что обо мне
Прошелестел во след печально,
Перекрестил раба ментально.
Я оглянулся – то в сосне
Резвился ветер в вышине.
92 93
LXXXI.
Когда ж покинул я низину
И сумрак сосен гробовой,
Среди камней вошёл в долину
С широкой хоженой тропой.
Вела она в тот храм Никольский,
Что с маяком был породнён.
И занимал упругий остров,
Как Божий трон, стоя на нём.
Здесь узкой водною тесниной
Вносило в бухту корабли.
Как пух, скользили тополиный,
Плывя сюда с большой земли:
Купец отчаянный, искатель,
Паломник из далёких мест,
И с контрабандой шёл сбыватель –
И всех встречал Никольский крест.
LXXXII.
Коротко северное лето.
Лист облетел. Твердеет лёд.
И хрусталём звенят рассветы.
И белым парусом плывёт
Нал Ладогой слепая вьюга –
Таможни верная подруга.
Спокоен будь. Уж никого,
Кто вёз табак или вино,
Не просочится сквозь врата:
Надёжно бухта заперта.
Так представлял себе я время,
Когда обитель панцирь льда
Несёт безропотно, как бремя,
Зиме волшебнице тем льстя,
Что нет обители богаче,
Одежд светлей и чище нет
И невозможно жить иначе,
Когда лишь снег весь твой бюджет.
’
94 95
LXXXIII.
Вернёмся в северное лето.
Шумит, как улей, монастырь.
И жизнь паломника согрета,
Как духом Господа псалтырь.
Пока природой отвлекался,
Её характер постигал,
Шатёр над лесом показался,
Как обелиск над кручей скал.
На остров мостик вёл короткий.
Из деревянных серых крыл,
Как ангел маленький и кроткий,
Над мелководьем он парил.
За ним дорога до порога
По склону каменному шла,
Не уклоняясь, к Храму строго
Аллеей сводчатой вела.
LXXXIV.
Поднялся я за вереницей,
Жарой распаренных мирян,
Тащась за полною девицей
И замыкая караван.
И вот уж Храм. И от площадки,
Что нависала над горой,
Был чудный вид. Внизу же в схватке
Сходились волны на разбой.
За камень старый смертно бились
И с Ладогой добром делились.
А дальше был покой небесный;
Необозримый вод простор.
И рядом с ними остров тесный
Ведёт с волнами вечный спор.
Паломник редкий здесь заметит,
Как счастье, Бог по капле цедит.
96 97
LXXXV.
И в каждой капле – миг и образ,
И блёстки в них далёких дней.
И капля каждая, как глобус –
Планета света и теней.
И все они открыты взору.
В живых объятиях орбит
И мы влечёмся по простору,
В котором вечность всё хранит.
И краткий миг, и груды лет,
Беспечный смех и слёзы горя.
И глаз младенческих рассвет,
И солнца взор в пучине моря.
Не перечесть за жизнь того,
Что носит небо в звёздном чреве!
Нам видеть малое дано –
Всё то, что Бог даёт по вере.
LXXXVI.
Алексия II ныне вспомнил.
С годами Образ не угас.
Он Пантеон святых пополнил.
И молится за грешных нас.
И перед Господом не дремлет
Его бессмертная душа,
Молитвам вечно нашим внемлет,
На небе таинство верша.
Мила ему небес обитель.
И в небесах есть Божий Храм,
В котором может небожитель
Святым молиться Образам.
Души небесной не тревожит
Земная прелесть наших дней,
Когда отпущенный век прожит,
О чём печалиться уж ей?
98 99
LXXXVII.
Я в думы светлые рядился
Среди паломников у Храма
И за Алексия молился,
Как в этот миг душа желала.
Святые ожили руины,
Я обнимал воскресший Храм
От сердца лучшей половины,
Что завещал Алексий нам.
Никольский Храм, в пучок собравший
Шатёр высокий, сверх него
Венчался маковкой блиставшей,
Которой солнце отдало
Всё золото земного мира,
Украсив им святой сосуд.
Он есть духовное мерило
С молитвой к Богу, что несут.
LXXXVIII.
Я никуда не торопился.
Всему прописан свой черёд.
За Божью нить коль ухватился,
Тьмой лабиринта приведёт
Она тебя к проёму света.
Пусть ты – травинка в гуще стога,
Ценна для Господа и эта.
А там рукой подать до Бога.
День непривычно долго таял.
И в монастырской бухте свет,
Как отблеск славы на рояле
Был трижды музыкой воспет.
Всё было в яркой позолоте.
Являл пейзаж иконостас.
Творец искусен был в работе
И место выбрал он и час
100 101
LXXXIX.
Достойное такого чуда…
И тем закончу свой рассказ.
Здесь будет вечно многолюдно.
И кто-нибудь получше нас
О крае северном расскажет
И крепче повестью привяжет
Любовью к этим берегам,
Что не под силу, видно, нам.
И то сказать, едва галопом
Ещё возможно по Европам
Дня за четыре проскакать.
Но Валаам таким наскоком
Умом и сердцем не понять.
Здесь надо жить, как умирая,
Впитав святыни благодать.
С души мирское всё стирая,
Боль мира в сердце принимать.
Среди известнейших соседей,
Быть может, я – поэт последний
Кто повесть славную писал
И Бога в сердце призывал?
Я до поры оставлю речи.
Душе Господь готовит встречи.
Нам в небесах готовит путь:
Свечу зажечь или задуть.
Я слов достаточно потратил,
Но обо всём не рассказал.
Игумен нынешней Панкратий
Нелёгкий труд на сердце взял.
При нём обитель дышит вольно
И прирастает день за днём.
И то, что было видеть больно,
Воспряло духом здесь при нём.
102 103
XCI.
Он в двери Бога не стучится.
Не запирает Бог дверей
Пред тем, кого избрал молиться
О славе ризницы своей.
На то Его и неба воля!
А мне к тому добавить боле,
Пожалуй, нечего. Не вхож
К епископу. Давно ты ждёшь
Последних слов, читатель славный…
Итог поэмы будет плавный.
Я слышал мнение в народе
И в интернете прочитал:
Епископ есть такой – Мефодий.
Он славы благодать снискал.
Его заслуг не перечесть!
Как хорошо, радетель есть
С открытой доброю душой,
Что может встретить и принять,
И – павших духом – ободрять!
XCII.
К любви всеобщей что добавить?
Преобразился монастырь!
Здесь, восхищаясь, волен славить
И высоту его, и ширь.
Трудом достигнуто изрядно:
Всё благолепно и нарядно!
А всё же: Свет его – монах,
Что утверждён на Небесах!
Его и подвиг, и дерзанье,
Служенья чистого пример.
Он, независимо от званья,
В духовной жизни – пионер!
О, сколько их в скитах далёких,
Да рядом с нами торят путь,
Спасая грешных и убогих –
С дороги к Богу не свернуть!
104 105
XCIII.
Но вышло время пребыванья.
Как будто кто-то разбудил
И шепчет сердце «До свиданья»
Тому во мне, кто свят так был.
Святой пыльцы унёс с собою,
Собрав пчелой с колоколов:
Напевный звон святого боя –
Души божественный улов,
И чёрные слёзы черники,
И мох под горбатой сосной,
И шумные стоны, да крики
Чаек над зыбкой волной.
И всплески воды о каменья,
Будто молитвы о нас:
Чашу несущих терпенья,
Ждущих прозрения час.
XCIV.
Вернусь ли вновь к тебе, Пальмира,
Святых гранитных островов?
Моя паломничества лира
Святых исполнилась даров.
Во славу Господа звучала.
И, вторя ей, моя душа
Впервые в двери постучала,
И робко в Дом Христа вошла.
Тебе, читатель, я с поклоном
Мой скромный труд любви дарю.
И словом если душу тронул,
Отца Небес благодарю!
Он был со мной. Его приглядом
Я вдохновлял своё перо,
Окладом слов желал нарядным
Украсить Лик Святой Его.
106 107
XCV.
Спасибо! К Богу приобщился
И святость жизни не нарушил.
Я будто заново родился
И обновил молитвой душу.
Незримо сердцем я трудился –
Дыханьем слова тронул вас.
Усердно с братьями молился.
Дай, Бог, и я кого-то спас.
Не мне судить и предрекать:
«Как слово эхом отзовётся»
Спешу вам счастья пожелать,
На Валаам кто вновь вернётся;
И тем, кто с верой остаётся
Нелёгкий подвиг свой нести,
Чтобы молитвой мир спасти,
Пригрев зерно любви в горсти.
Остров Валаам – д. Степановское
16.02.2018 – 23.08.2019
содержание
Свет Завьялов В.Н.
Свет Валаама
Поэма
Редакция авторская
Подписано в печать …… Формат 60х90/16.
Бумага мелованная 115 г/м2.
Гарнитура Book Antiqua. Печать офсетная.
Усл. печ. л. 4,39. Тираж ….. экз.
Заказ № 28/04