Было же Время

Было же Время

Совсем забыл рассказать, как мы с батей ловили голавля, балтийского голавля. А это такая красивая рыба, красивши самой Золотой Рыбки, и сильная, бойкая, как раз для тех, кто любит, чтобы спиннинг сгибался в дугу, когда засечешь рыбину, а после ведешь её к лодке и такое впечатление, что ты тащишь крокодила нильского, а не рыбку в два-три кило. Балтийский голавль такой и был. Крупный яркий и необыкновенно красивый.

Его небольшие косяки, по видимому проходные, появлялись в Неве в середине мая, через неделю, две после ледохода, когда оживала на дне речная трава под весенним солнце и начинали лопаться почки на тополях. Когда не было ветра, весь Питер благоухал от терпкого дразнящего запаха молоденьких тополиных листиков, а вся земля под тополями была усыпана клейкими чешуйками лопнувших почек, и они приклеивались к подошвам ботинок намертво.

Вот в это замечательное время, которое ожидали с нетерпением, мы и ловили голавля. Отец так и называл его – тополиный голавль. И, видимо, еще потому, что брали мы его на мохнатую прожорливую гусеницу, которая, в некоторые годы просто полностью облепляла все питерские тополя, и со страшным хрустом жевала нежную тополиную молодь. Хрустели не сами продукты их питания, а челюсти этих насекомых, будущих бабочек, и вносили в музыку Весны свои неповторимые звуки.

Перед рыбалкой набирал этих гусениц целую пол-литровую банку и завязывал горлышко марлей, чтобы они не сбежали, но и не задохнулись от недостатка кислорода воздуха, а были живые, подвижные и желанные для тополиных голавлей, для утоления их голода. Они прошли, может быть, сотни миль по Балтийскому Заливу до устья Невы, и им надо было подкрепиться, чтобы следовать дальше к Ладоге, где находились их места икрометания.

Любимым местом перекуса у голавлей была тогда, а это было давно, стремнина Невы напротив стенок Балтийского Завода, где была отмель из нанесенного Невой песка, и где всегда буйно росла речная трава. Вот, около этой отмели, метрах в десяти, мы и вставали на якорь. Почти всегда было солнечно и по майски ветрено, а невская вода еще пахла недавно сошедшим льдом, или льдом Ладоги, который еще не полностью растаял.

На верфях Балтийского Завода кипела работа, и были видны огоньки электросварки и слышны удары по металлу, а мы с отцом расправляли свои снасти для охоты на тополиного голавля, и насаживали на крючки их любимых гусениц.
Надо сказать, что эти гусеницы большие засранки и какают исключительно зеленью, отчего наши пальцы были тоже зелёными.

Мы с батей брали тогда по десятку, полтора каждый двух-трех килограммовых красавцев, которыми любовались, и которыми восхищались. Это была фантастика, и глубочайшее удовлетворение наших охотничьих инстинктов.

Было же Время. А куда оно убежало? В эту чёрную дыру, которая теперь.