Жили-были два поэта

  Начало ХХ века было временем воцарения левых идей.
  Уже не призрак коммунизма ходил по Европе и миру.
  Даже мирный калужский учитель Константин Эдуардович Циолковский, будущий отец космонавтики, признавался:
 «По природе и по характеру я революционер и коммунист».

  Особенно показательна притягательность коммунистических идей на примере эволюции взглядов творческих людей.
  Жили-были в России два поэта. Сельвинский и Кирсанов.

  Илья Сельвинский в годы революции принимал участие в революционном движении, во время гражданской войны воевал в составе Красной армии. Сменил множество профессий (был грузчиком, натурщиком, репортером, цирковым борцом и т. п.)
 В своей автобиографии он признавался в том, как 23-летним, уже пролившим кровь в боях за Перекоп, начинающим поэтом, он приехал поступать в московский университет, и попал на лекцию Луначарского:-Я почувствовал веяние истории, запах истории… Слёзы перехватили мне горло, и, сжав зубы, я поклялся себе, что стану поэтом революции!
  Такая экзальтация была характерна для будущего мэтра конструктивизма, орденоносца и лауреата Сталинской премии. Прочитав «Капитал» Карла Маркса, поражённый величием гения Илья взял себе второе (на самом деле третье, тк родителями наречён был Эллием)- Илья-Карл!
  Хотя печататься он начал с 1915 года, но настоящая известность и слава пришли после его переезда в Москву.
  Одним из первых заметных публичных выступлений Сельвинского становится участие поэта в апреле 1923 года в 1-й Московской олимпиаде поэтов. Среди претендентов на первый приз и титул «короля поэтов» был и Владимир Маяковский, и ряд других известных поэтов того времени. Однако по итогам олимпиады первый приз был присуждён молодому поэту из Крыма,
  С 1922 по 1926, затем в 1932 был инструктором Центросоюза по экспорту пушнины. Наряду со всей этой деятельностью Сельвинский ищет свое место в поэзии, создавая экспериментальные стихи. В 1920-х становится одним из вождей конструктивизма (поэмы "Улялаевщина", 1924, и "Записки поэта", 1927). Пишет роман в стихах "Пушторг" (1928) и пробует себя в драматургии: трагедия "Командарм 2", 1928 (поставлена В. Мейерхольдом в 1929), пьеса "Пао-Пао", 1931; "Умка - Белый Медведь", 1933. В 1933 - 34 Сельвинский в качестве специального корреспондента "Правды" участвовал в арктической экспедиции проф. О.Ю. Шмидта на ледоколе "Челюскин", впоследствии написав поэму "Челюскиниана". В 1930-е путешествует по Европе и Азии. В этот период разрабатывает жанр исторической трагедии в стихах: "Рыцарь Иоанн" (1937), "Бабек" (1941).
Бурная биография поэта находила отражение в его стихах. Восприятие его творчества было неоднозначно: были и восторженные отклики, были и уничижительные, переходящие в травлю.
  Политбюро, прислушавшись к мнению обиженных чукчей, признало пьесу, выдержавшую больше ста постановок, «антихудожественной и вредной» и своим решением сняло спектакль из репертуара (постановление политбюро ЦК ВКП(б) «О пьесе И. Сельвинского «Умка – Белый Медведь» от 21 апреля 1937 г.).

  Через два года он вновь пострадал – теперь за стихи «Как охотник ловит серебристую…», «Если умру я, если исчезну…», «Монолог критика – диверсанта ИКС», опубликованные в журнале «Октябрь»: стихи были признаны «антихудожественными и вредными» (постановление оргбюро ЦК ВКП(б) о журнале «Октябрь» и стихотворениях И.Л. Сельвинского» от 4 августа 1939 г.). Его потрепали, но оставили в покое.

  Ещё одна история чуть не довела поэта до Гулага.
В 1943 году в журнале «Знамя» (№ 7–8) вступивший в партию на фронте Сельвинский, награжденный золотыми часами за слова к песне «Боевая крымская», опубликовал стихотворение «Кого баюкала Россия», в котором были и такие строки:

  Сама – как русская природа

  Душа народа моего:

  Она пригреет и урода,

  Как птицу, выходит его.

  Не успела еще просохнуть типографская краска на страницах журнала, как Сельвинского с Южного фронта вызвали в Москву. И на черной «эмке» прямо с вокзала доставили не куда-нибудь, а прямиком в Кремль на секретариат ЦК.
  Кто-то увидел в этих строчках намёк на Сталина.
Земля, то бишь пол, стала уходить из-под ног боевого подполковника (через много лет Сельвинский вспоминал, что вошел в Кремль молодым человеком – вышел дряхлым стариком), но здесь случилось то, что в античном театре называлось Deus ex machina («Бог из машины» – лат.). Внезапно в зале материализовался Сталин. Он выслушал мнение «богов» поменьше, раскурил трубку, огладил жесткие усы и неожиданно для всех произнес: товарищ Сельвинский хорошо воевал, но совершил ошибку, пусть пишет дальше и не совершает больше ошибок…

  Секретариат освободил поэта от работы военного корреспондента – «до тех пор, пока т. Сельвинский не докажет своим творчеством способность правильно понимать жизнь и борьбу советского народа» (постановление секретариата ЦК ВКП(б) «О стихотворении И. Сельвинского «Кого баюкала Россия» от 10 февраля 1944 г.).

  Очень скоро «т. Сельвинский» своим творчеством доказал, что «жизнь и борьбу советского народа» понимает правильно. Стал писать о вожде – много, страстно и пылко. В 45-м его простили окончательно – восстановили в звании и удовлетворили просьбу отправить на фронт.

  Ему повезло – ходил в любимцах у вождя (в военных дневниках он приводит высказывание Сталина: «Сельвинский талантлив. Почти гениален. Но проходит мимо души народа»).

  Любовь к поэту «верного ученика Ленина» перевесила пренебрежение «душой народа».


  Вера автора в коммунистические идеалы и в их предстоящее торжество, не вызывала сомнения и у Семёна Кирсанова. Он продолжал следовать идейным традициям, которые свойственны позднему творчеству Маяковского (Кирсанов чуть ли не у гроба Трибуна назвал себя его наследником и продолжателем), пишет поэмы «Золотой век» (1932) и «Товарищ Маркс» (1933).

…Кирсанов выпустил поэму «Товарищ Маркс» — к 50-летию со дня смерти своего героя. В конце поэмы Маркс ждал в Брюсселе известий о парижской революции 1848 г., а поезд вез эти известия через ночь: «Едет, едет, едет паровоз, паровоз едет. С неба светит пара звёзд, пара звёзд светит… Паровоз едет слепо, пара звёзд светит с неба. Паровоз слепо светит, пара звёзд с неба едет… До Брюсселя сорок верст, сорок, сорок. Поскорее бы довёз — скоро, скоро!».
 Казалось бы, и тема у Кирсанова актуальная, и идея на месте, и эмоции правильные, а почему-то из всей поэмы в памяти только остается «Едет, едет, едет паровоз…». И какой-то местечковый налёт не устраним.
К Кирсанову пришла всесоюзная известность. Он вместе с Александром Безыменским, Владимиром Луговским и Ильёй Сельвинским поехал за границу для публичных выступлений в Праге и Париже. Но во второй половине 1930-х в поэзии Кирсанова преобладали лиризм, трагическая любовная лирика, социально-исторические и философские обобщения.
 Была у поэта и всесоюзная известность, и опала.


   Время тянется и тянется,
   люди смерти не хотят,
   с тихим смехом: "Навсегданьица!"
   никударики летят.

   Не висят на ветке яблоки,
   яблонь нет, и веток нет,
   нет ни Азии, ни Африки,
   ни молекул, ни планет.

   Нет ни солнышка, ни облака,
   ни снежинок, ни травы,
   ни холодного, ни тёплого,
   ни измены, ни любви.

   Ни прямого, ни треуглого,
   ни дыханья, ни лица,
   ни квадратного, ни круглого,
   ни начала, ни конца.

   Ни разлуки, ни прощания,
   ни проступка, ни суда,
   ни смешного, ни печального,
   ни"откуда", ни "куда".

   Никударики, куда же вы?
   Мне за вами? В облака?
   Усмехаются: - Пока живи.
   Пока есть еще "пока".

 М. Розовский, вспоминая, как Кирсанов приходил в ресторан Центрального дома литераторов, говорил, что тот любил хороший вкус во всём — и в сервировке, и в еде. В то же время, по воспоминаниям старшего сына, Кирсанов одевался дёшево, хотя и броско. Получая хорошие гонорары, он не покупал второй жене дорогой одежды, драгоценностей, но купил ей машину. Он отказался от дачи в Переделкино и стал владельцем дачи только после получения Сталинской премии (при этом сам был председателем кооператива).

 Словно вторил ему и Сельвинский:

   -Для меня рублишко не задача
    Скажем откровенно: не бобыль.
    У меня литфондовская дача,
    Телевизор и автомобиль.

   Всё на свете, дорогие, есть!
   Только нет на мне живого места.

 Дорого платил Илья-Карл Сельвинский за свои взгляды и убеждения. Но уже в 1968 году словно подытожил:
  И с каждым годом всё ясней,
  Что без идеи Коммунизма
  Земля вращается без смысла
  Навстречу гибели своей.

  Наверное, и Семён Кирсанов пришёл к такому выводу. А, может быть, и нет. Кто знает...