Триколор

Мы как собаки: на зелёный - с воем!
Как в проруби: не тонем, хоть усрись!
… Но вот поэт – он любит всё живое
И потому живописует жизнь.

Он бытие в белковой ипостаси
Возводит зиккуратом в потолок.
Мол, дух - он только во плоти и красен,
В здоровом теле, мол, здоровый бог!

А коли так, то грех не помолиться -
На то нам плоть, чтоб сам себе – тотем,
На то нам кровь, чтоб то и дело литься
Из дыр проделанных неважно чем.

Его язык в проникновеньи – остр,
В защите – вязок, а борьбе – упруг.
Он мажет губы в красное по ноздри,
А уж потом губами - всё вокруг.

Поэт свою стезю по капле точит,
Он жизнь в одной лишь этой позе хочет,
А в остальных – бросает её на ….
К чему поэту вся её длина?

Он жизнь отлюбил и так и сяк.
В палитре сто цветов – один иссяк …

***

Мой музыкант, ты смел, ты спел как персик!
Ты спел, не заходясь, не петуша.
Как славно, что у песни нету версий -
сама мила, и жизнь в ней – хороша!

И состоит лишь из одной любови,
И чище нет того, кто в ней воспет.
Мелодию нельзя поймать на слове,
И фиги между строк в ней тоже нет.

Она шкворчит – на самом чистом масле -
О юных девах раннею весной
Тех, что твердят «хочу что б ты был счастлив»,
В виду имея «только лишь со мной».

Да хоть и так! В приливах вдохновений
Наивный музыкант - не двуязык.
Он ботает на нотах, как на фене,
он думает обрывками музЫк -

он точки зрения меняет пооктавно,
ни в чём не нарушая лад и ритм,
он чист, его музЫка – и подавно 
стерильнее монашеских молитв!

А раз чиста, то ходит только в белом!
И, не боясь ни при- ни пов-торяться,
Он даже зиму покрывает мелом -
Аж сам в мелу - по локти и по яйца!

Он в пустоте не оставляя следа, кружит.
К нему не лезь – он жрец, а не артист!
Он вашей какофонии не служит.
Он мир стремится втиснуть в нотный лист!

Перекрываясь, тысячи симфоний
Гремят, как колокольчик, однозвучно -
здесь места нет теням и прочей вони,
Кругом белым бело и очень скучно.

Лишь чистый тон ... Оттенки? – х*ета!
Что музыканту прочие цвета? …

***

Что наша жизнь, – игра? – Картина маслом!
Как мыльницей зафотишь, так и есть.
Тем живопись-паскуда и опасна,
Что норовит вперёд без масла влезть

В стереотипов тесное очко. –
Нам зрение всех прочих чувств главнее.
Любой марала нас за дурачков
Легко подержит, извозив в говне, и

будет, как это ни горько, прав –
мы все по преимуществу – гандоны.
У нас, увы, не так уж много прав
душой ли, телом – испускать фотоны:

всё больше поглощаем. Так что гамма
угадана художником вполне.
Картина б удалась, но в том и драма,
что всё - говно, а смысл – не в говне.

И синеву надежд, и пламя страсти,
и собственный, и отражённый свет -
мы различаем только на контрасте, 
а лучше чёрного для этой цели – нет.

Но – покупатель, сцуко, а не – зритель -
Определяет, чем измажут ткань.
Ему лишь то, любезные, творите,
Что подтверждало бы, что все вы – дрянь

На фоне живописнейшего мужа,
Умеющего так ли иначе брать
Всё, что, как он считает, ему нужно.
Причём без слов, и от кого – насрать.

Заказ - святое. Если он случится,
Художник тоже поторчит у касс,
но что потом, когда он - … облегчится?
и вроде бы уже - не на заказ?

Ведь со своей пассивной колокольни
Художнику лишь то одно видней,
Что самому ему сидеть на ней
своею жопой - холодно и больно,

Что жизнь – балаган перед толпою,
Что мы в нём, - в лучшем случае, - паяцы…
Художник зол на мир, и всё такое, -
Он кисть макает в чёрное по пальцы

И - в ракурсе от сцены – мажет, мажет
Толпу зевак шершавой жжёной сажей.
Но в том и дело, что процесс не прост -
Всю черноту впитав, стал серым холст

И просит кисти, словно новой ласки.
Куда девать оставшиеся краски?

***

Есть чёрное. Есть белое. Есть алый.
Тем, кто не ищет более ответ, -
Для флага хватит. Для картины – мало.
Зачем вообще мы различаем цвет?


Янв-фев 2011