На убыль
что в стынущей его золе
легко решаются вопросы
о человеческом тепле.
В театре, в офисе, в кофейне,
в кино, в гостях, в сетях, в пути -
всем выделено эн мгновений
на то, чтоб просто подойти,
приблизиться, подсесть, подъехать,
найдя любой тому предлог
для откровения, для смеха –
любой не нов, любой не плох, -
пройти три метра, два вопроса,
а дальше всё само собой,
неясно как, но очень просто.
И вот уж фраза «мы с тобой ...»
звучит не в первый и не режет
притупленный одеждой слух. -
Они, казалось бы, - всё те же,
но что-то новое из двух
друг другу подходящих тел
проворно стряпает творец,
добавив болтовню, метель,
две чашки кофе наконец,
что пьются несусветно долго,
как будто в каждой литров пять,
как будто бы их вправду много -
слов, что так хочется сказать.
Но - говорится, говорится
совсем не то (и – хорошо):
про что читается, что снится,
про всё, про то, что снег пошёл.
Их разговор порхает пташкой,
но каждый остаётся при
несказанном. И вновь две чашки,
как будто в каждой литра три ...
И вот становится теплее -
они идут, как наугад,
по тротуарам и аллеям,
вдоль стен, витрин, афиш, оград,
почти намеренно плутая
куда-то в сторону реки,
то замолкая, то болтая,
то под руку, то без руки.
Друг другу сказанные фразы,
дробясь как солнце на воде,
горят! И не темно - ни разу,
как будто бы их Первый День,
всё не кончаясь, так же точно
под фонарями в снегопад
бредёт к мосту на встречу – с ночью,
забыв о том, что ночью спят,
и что куда-то надо утром,
что будет вообще – Потом ...
Час вытянулся, встал как будто
он, тоже обездвижен льдом,
имеет право не кончаться
во всяком случае - пока
под ними будет мост качаться
и с небом путаться река ...
***
Трамвай уйдёт, метро закроют,
откроют вновь – не в этом дело,
а в двух ладонях, что собою
способны так покрыть всё тело,
что холод не подточит носа.
И целиком, не по кусочку,
пространство будто знак вопроса
свернётся, сделав ими – точку,
в которой времени нет места,
в которой есть одна лишь воля ...
Свершилось! Fecit! Тили-тесто!
Без слов, расчёта, алкоголя
вся скукотень их постных сует,
весь бред их мечт, что в стенки бились,
как в первом страстном поцелуе
сплелись, соединились, слиплись
и стали глиной – жару жару!
Сейчас бы им не в койку - в битву!
Затем Творец и лепит пару,
чтоб самому читать молитву.
Не «х*й там был»! – (побыл, и - ладно) -
а вся вселенная меж уст их!
Во всех законах, - дырка, рана!
Всё засосёт! И всё ей пусто ...
До ночи, до утра, до бреда,
распухших губ до крови, треска,
чтоб сну, как отступленью, – вето,
чтоб утра высохшая фреска
фиксировала блёкло: двое. -
Ни разделенью не подвластны,
ни расписания конвоям,
и логик потуги - напрасны.
Напрасно всё. – Декабрь настряпал!
Всё - в кучу! Как одежда – на пол ...
* * *
Опустим, как они добрались,
куда, что там, и что затем,
е*ались или не е*ались,
и, если да, то - как и чем.
Вам интересно? Мне – не очень.
Я полагаю, все в курсАх,
кто чего хочет среди ночи,
и - что за ценности в трусах
таскает люд половозрелый,
изрядно грузом тяготятсь.
Пусть пересудов вувузелы
поодаль натрубятся всласть,
а я вернусь в декабрьский вечер.
Ну, может быть, чуть-чуть в другой -
где в том же месте той же встречи
он тычет ловкою рукой
ей эсэмэс без пунктуаций
«на нашем месте жду уже».
Она - вот-вот. Ей - пара станций.
И так спокойно на душе. -
Он при цветах, одет, уверен.
Он мил, заботлив и побрит.
Он быть желанным ей намерен,
и слов таких наговорит,
что обволакивают ватой,
лишая слуха ко всему
и зрения. С такой утратой
ей так легко прильнуть к нему,
привычно целоваться в губы,
стараясь чтоб не на ветру ...
И третий день пойдёт на убыль,
как сытый зверь в свою нору.
***
Спокойный ужин в метре от кровати,
куда легко перенестись, едва
лишь только – секса, а не сердца ради -
произнесутся прежние слова.
Их звук, что был недавно самоцелью,
стал средством достижения других
конкретных целей - смятою постелью
душесмятенье выровнялись вмиг. -
Изгиб нашёл изгиб, волна – волну,
мечты сбылись и обернулись делом,
которое во всю свою длину -
3 с лишним метра (два раздетых тела) -
обыденно, как варка макарон,
езда в метро или мытьё посуды,
изучено с любых своих сторон.
Удовлетворены любые зуды,
Творец узнал о них всё, что хотел,
и так и эдак повертев в десницах,
по-всякому слепив комки их тел,
и – заскучал, заснул. И то, что снится
Ему сейчас, любить придётся - позже ...
Кому – секрет.
Творец – не всемогущ,
увы! - Он вездесущ, как вша на коже,
как лазер в пустоте - вездесующ,
но чё из чё получится – не в курсе.
Иначе – на хрена б ему творить?!
Он только потому-то вечно в тУсе,
чтобы успеть хоть что-то разрулить!
Он шарит только «Как». «Зачем» - загадка ...
Он оставляет их. У них - всё гладко.
Всё гармоничо, всё на зависть всем.
Есть пара тел, у тел есть пара тем -
про – хорошо ли им (да уж, неплохо!),
подтема - про удобное плечо,
про Новый год, который - без подвоха -
теперь конечно вместе. Как ещё,
когда постель столь тщательно измята?!
Он делом подтвердит, всё повторив -
чуть проще, но подольше, что понятно.
Зато успешно. Не договорив,
вздохнув поглубже, занырнёт отважно -
не к ней, а от неё - под одеяло ...
И день - седьмой или восьмой, неважно -
уйдёт, исчезнет, как и не бывало.
***
Проснуться, полежать, сходить, умыться.
Одеться. Завтрак час. Секс пять минут.
После него – опять поправить лица
И – собираться. Их, представьте ждут.
Им надо быть вдвоём, теперь все в курсе.
И всё сложилось, будто бы на то
одно, чтобы смело появляться в тусе.
А то без пары не всегда bontone.
Вдвоём представьте многое сподручней:
куда верней кого-нибудь любить,
когда он рядом, плюс - вдвоём не скучно,
и даже смысл в этом, может быть,
найдётся Высший. Ни сие – во мраке.
Раз так - и не пытаемся узреть.
Попарно – правильнее. Мы же не собаки!
И, присягая правильности впредь,
Мы слух и зрение утрачиваем в быте,
Сровняв в постели всё, что между ног.
И день торопится скорее выйти -
Бессчетный, безымянный, как плевок.
Кофейный полдень, вечер будет чайным -
Вход-выход, ничего уже не внове.
Они уже не встретятся случайно
И время ни на миг не остановят.
Потёк январь, и будни, будни, будни,
Слились и слиплись в мутном сером студне ...
март 2010 - март 2011
Свидетельство о публикации №122020303592