Сквозь белый шум головной боли

Пытаясь разглядеть сквозь белый шум,
Весь бледный сам — днём в одержимостях,
Размытый вечером, дрожащий, как пламя свечки,
И неочерченный, словно древо боли, чей корень в шее
Зачинает ствол и распускает ветви в оранжерее черепа,
Неутолимый и ненаправленный, словно как пламя голода,
Неогранённый, подобно желанию, и сам от себя устающий,
Мучимый и мучительный, повисший над рваным городом
Тоской абсолютно пустых или в край захламлённых комнат,
Ленью и скукой постелей, за шиворот полночи заткнутых
И незаправленных, остаточным звоном измятых снов,
Безутешный, безудержный, как чей-то плач на окраине кладбища.
Ночью в глубокой коме, без озарений и слов,
Средь тусклого снега и в черноте покрывал,
Завёрнутый в саван усталости и лекарств.

Это уже не стихи, здесь поэзия похоронена.
Уходя вместе с ней дробить фуллерит необъятного непроявленного,
Растеряв весь свой воздух, лишённый любых наитий для написания,
Десятитысячным слоем опять оставляю тексты на текстах
На стенах зданий, уже обречённых на снос,
И возвожу свои новые стены текста, сгущая воздух,
На постаментах хрупких огромных статуй, которых остов
Показался над гиблым парком ржавыми прутьями арматуры,
Каждый день, раз за разом всё без конца переписывая
Своё завещание — так неустанно и так бесплодно,
Оно останется в ящике моего стола,
останется как будто бы ни для кого,
для новой редакции, для архивов
или просто до лучших времён.


30 января, 2022 год


Рецензии
Я вот думаю. Если мышление посредством специальных методов постепенно освободит себя от всех клише, то есть от всех возможных способов движения мысли, то что останется? Не превратится ли оно в простую неспособность мыслить? Если оно не оставит за собой никаких привязок к объектам и к их свойствам, не станет ли оно простым бездействием, невозможностью произвести элементарное схватывание смысла? Ведь любой смысл так или иначе держится на каких-то предрассудках или заведомых допущениях, это потом из него вырастает полноценное дерево смысла. А если мышление не допускает никаких необоснованных мыслей, ничего преднамеренного и очевидного, то оно уже становится простым созерцанием, пустым деланием, холостых ходом в котором уже ничего не может возникнуть где все мираж и предрассудок и клише. Таким образом мышление чтобы состояться должно пойти на самообман, то есть для смеха допустить нечто пустое и невозможное. И тогда уже на корнях этих предрассудков растить живое целое мысли, чтобы она имела под собой хоть какую-то опору а не витала в голодной пустоте. Я пытался вот таким голым методом читать Ваш текст. И не увидел в нем никакого смысла, даже слова ни к чему не отсылали, поскольку сомнение в мысли ставит под вопрос саму репрезентацию. И если текст как голая неспособность п отсылке существует первично по отношению к смыслу, то что тогда смысл? Союз с заранее данным и с заведомо возможным, сознательная ошибка, уступка, компромисс, на который идёт мышление чтобы стать самим собой?

Брецко   02.10.2023 14:44     Заявить о нарушении
"Если мышление посредством специальных методов постепенно освободит себя от всех клише, то есть от всех возможных способов движения мысли, то что останется? Не превратится ли оно в простую неспособность мыслить? Если оно не оставит за собой никаких привязок к объектам и к их свойствам, не станет ли оно простым бездействием, невозможностью произвести элементарное схватывание смысла?". — Да, великолепный выстрел — прямо в яблочко, в десятку. Если говорить в терминах восточной духовной традиции, то именно в этом лишении и состоит освобождение от оков ума и выход из коловращений сансары, — однако сансара сладка, а пить её через поэзию и философию оказывается сладко в особенности, и это наиболее изысканный и тонкий сон среди прочих снов, однако по содержанию между ними нет различий — всё это не более чем зыбкая иллюзия, многослойный сон ума в уме, переходящий и навязчивый, местами железно отвердевший, местами расплавленный, где-то газообразный, где-то подобный тонкому свечению раскалённой плазмы, прекрасной музыке самого тонкого сновидения.

"А если мышление не допускает никаких необоснованных мыслей, ничего преднамеренного и очевидного, то оно уже становится простым созерцанием, пустым деланием, холостых ходом в котором уже ничего не может возникнуть где все мираж и предрассудок и клише." — Я разделяю позицию, согласно которое всякое мышление вообще — в том числе и мышление поэтическое, как максимально изощрённое, так и свободное от всяческих изощрений, — является автоматическим процессом, "холостым ходом", который никак не может контролироваться со стороны некоей "автономной внутренней воли", поелику воля эта к нему никак не присоединена, подобно тому, как не присоединена она к процессам сердцебиения и пищеварения. Иными словами, нет никакого "абсолютно свободногь внутреннего человека", который был бы способен контролировать телесное и мыслительное пространство, — тело едино, и оно работает само по себе, в то время как ощущение "автономного Я" является абсолютно фиктивным, и существует оно лишь в угоду телу, для более полного и качественного обслуживания его вегетативных функций. По сути своей мышление, сердцебиение и пищеварение суть равнозначные процессы, — это просто следы тела, и разница между ними заключена лишь в том, что в рамках нашей культурной традиции письмо (и особенно письмо, претендующее на некоторую художественную и интеллектуальную ценность) каким-то образом выделяется в особую категорию, бытует в обособленной символической системе и выбрасывается к вниманию публики как нечто исключительно достойное рассмотрения, оценки и почитания. — Таков наш изысканный сон, в который мы вплетены или в который мы сами себя вплели, — и он же есть услаждающий самообман мышления (личного и коллективного, что в данном случае одно и то же), в котором купается и тешится наше внутрипсихическое бытование.

"Я пытался вот таким голым методом читать Ваш текст. И не увидел в нем никакого смысла, даже слова ни к чему не отсылали, поскольку сомнение в мысли ставит под вопрос саму репрезентацию." — Текст мой, разумеется, совершенно оторван от всякого возможного представления о смысле, равно как оторван он от концепции духовной и нравоучительной пользы (в этом плане он скорее вреден, потому как научает мазохизму в духе индуистов агхори) — это не инструкция от утюга и не научная статья по менеджменту, но только тихая и пронзительная песня одной души (опять же, данная таким образом и в той мере, в какой я могу понимать и чувствовать для себя пронзительность тишины), выплеснутая в нестройное пространство; слова действительно ни к чему не отсылают, потому что вместо попытки закрепиться в культурном сознании через референс они стремятся сформировать более-менее плотную реальность первичного, автономного высказывания, которая сама могла бы стать поводом и фундаментом для дальнейших референсов — конечно, я беру крупно, и это путь претензии на эстетическое и концептуальное превосходство.

"Таким образом мышление чтобы состояться должно пойти на самообман, то есть для смеха допустить нечто пустое и невозможное. И тогда уже на корнях этих предрассудков растить живое целое мысли, чтобы она имела под собой хоть какую-то опору а не витала в голодной пустоте." — Вот, это именно оно самое — то, о чём я писал в предыдущем абзаце: творение из ничего, формирование концепта, который в дальнейшем мог бы стать формирующей почвой для иных построений.

"И если текст как голая неспособность п отсылке существует первично по отношению к смыслу, то что тогда смысл? Союз с заранее данным и с заведомо возможным, сознательная ошибка, уступка, компромисс, на который идёт мышление чтобы стать самим собой?" — Пожалуй, раньше бы я ответил, что смысл — это цель, после воплощения которой совершенно не возникает вопроса о дальнейшем, последущем ходе событий; это та точка, где судьба схлопывается — всасывающий, поглощающий, упоительный момент, который способен растворить в себе твоё частное заброшенное и потерянное существование; это нечто абсолютно конечное, предел и сладостный распад бытия. По сути, полная утрата всякого понятия о существовании, и в первую очередь о существовании собственном, обособленном. Сейчас бы я просто сказал, что смысл — это одна из множества равнозначных концептуальных категорий, которая сама по себе не способна произвести удовлетворение и утоление, если только не будешь готов всецело в нём раствориться. Для текста (или даже для целой жизни) можно создавать смысл самостоятельно (либо же выбирать любой готовый смысл — такой ход ни в малейшей степни не несёт на себе печать упущения или утраты), а затем отдаваться в его умопомрачительный потоп и разбиваться о его скалы, не жалея ни о чём, — в конечном итоге, именно в этом и заключается универсальный смысл всякого частного смысла. В то время как иное остаётся за пределом всякого понимания, нам уготовано только одно: пить вино этого зыбкого сновидения, где любой смысл покоится на фундаменте другого смысла (что свидетельствует об отсутствии у него самосущности, собственного фундамента, всякого возможного позитивного и потенциально продуктивного онтологического статуса) — подобно тому, как в толковом словаре значение любого термина обретает свою основу только благодаря значению нескольких других слов, которые его дефинируют, — этот круг видится непрерывным, и в конце концов обнаруживается, что он абсолютно фиктивен. — Таким образом, и союз с заранее данным, и тяготение к заведомо возможному, и ошибка (сознательная либо бессознательная), и уступка, и компромисс, на который идёт мышление, чтобы стать самим собой, — всё это наслаждает, всё это может утолить, а потому лепит собою потенциальный смысл — повторюсь, что в качестве смысловой почвы возможно использование чего угодно (как у Осипа Мандельшатама: "Он опыт из лепета лепит / И лепет из опыта пьёт"). Всё есть во всём. И всё полезно, всё одарено смыслом, если в данный момент открыто пространство для разворота, для минимальной динамики, для схватывания и принятия этого уже данного в качестве полезного и осмысленного.

Владимир Лодейников   06.10.2023 00:34   Заявить о нарушении