Таланту Чехова. Закуска. Приятное воспоминание

     Был пасхальный канун. За час до заутрени зашли за мной мои приятели.
Они были во фраках и белых галстуках.
     Очень кстати, господа, — сказал я. — Вы поможете мне убрать стол… Стол – ах!
Я человек холостой, бабенции у меня не полагается, а посему стол двинем…
помощь дружеская. Плумбов, давай стол отодвинем!
     Приятели двинулись к столу, и через какие-нибудь пять минут мой стол
уже изображал собой аппетитнейшую картину, этакий влекущий мирок:
окорок, колбасы, водки, вина, заливной поросёнок…
Убрав стол, мы взялись за цилиндры: пора! Праздник подходил!
Но не тут-то было… Кто-то позвонил…
     Дома? - услышали мы чей-то хриплый голос. - Входи, Илья, не бойся!
Вошел Прекрасновкусов. За ним робко шагал маленький, чахлый человечек.
У обоих под мышками были портфели… Такие в темноте  всё найдут без свечек.
      Тссс…- сказал я приятелям. - Язык за зубами!
      Рекомендую! - сказал Прекрасновкусов, указывая на чахлого человечка. –
Илья Дробискулов!  Он ныне с нами!
На днях к нам поступил, к нашему лику причислился… Да ты не конфузься, Илюша!
Пора привыкнуть! А мы, знаете ли, шли, шли, взяли да и зашли. Жизнь у вас тут хороша!
Дай, думаю, зайдём, праздничные возьмём, чтоб завтра не беспокоить…
Я сунул обоим по синенькой. Дробискулов сконфузился -
как бы такой суммой хорошего человека не расстроить.
     Так-с, - продолжал Прекрасновкусов, заглянув себе в кулак. - Вы уж уходите?
А не рано ли? На сугрев бы час!
Давайте-ка посидим минуту… отдохнём. Садись, Илья, не бойся! Привыкай!
Закусок-то сколько, закусок! А? Закусок-то вот!
Мне окорок напоминает один анекдот…
     И Прекрасновкусов, пожирая глазами мои закуски, рассказал нам похабный анекдот.
Прошло четверть часа.
Чтобы выжить гостей, я послал своего Андрюшку на улицу – прокричать «караул!!».
Андрюшка вышел и кричал минут пять, но гости мои ни гугу… Не слышат голоса.
И внимания не обратили, как будто бы «караул» не их дело…
А голоса – так это на улице голоса.
     А долго ещё ждать разговенья! - сказал Прекрасновкусов. –
Теперь ещё грешно,  а то бы мы, Илюша, того… по единой…
А что, господа, не пропустить ли нам по одной?
Ведь водка постная! А? Давайте-ка! По единой!
    Идея пришлась моим приятелям по вкусу. Подошли к столу, налили и выпили.
Закусили селедочкой, а на скоромное только взглянули.
Прекрасновкусов похвалил водку и, желая узнать, какого она завода, выпил другую.
Илюша сконфузился и тоже пожелал узнать. Выпили. Но не определили по вкусу никакую!
    Славная водка! - сказал Прекрасновкусов. - У моего дяди свой винокуренный завод был.
Так вот у него, у дяди-то, была, так сказать… то есть был…
      И гость рассказал нам,
как он с дядиной «обже»*  на каланче свидание имел там.
Мои приятели окружили его и попросили рассказать что-нибудь ещё …
Выпили ещё.
Дробискулов очень ловко захватил рукавом кусочек колбасы, взял его в носовой платок
и, сморкаясь, незаметно положил в рот.
Прекрасновкусов съел кусок пасхи из творога – почти так же, через платок.
     А я и забыл, что она скоромная! - сказал он, глотая. - Надо её запить…
    Говорят, что в полночь звонили к заутрене, но мы не слышали этого звона,
так как не могли в это время за такой красивый звон не поднять громкий тост и не выпить!
    В полночь мы ходили вокруг стола и спрашивали себя: что бы ещё выпить…
Дробискулов сидел в углу и, конфузясь, глодал заливного поросёнка.
Прекрасновкусов бил кулаком по своему портфелю и говорил голосом блеющего козлёнка:
Я вам говорю,
Что вы меня не любите, а я вот вас… ллюблю! Честное и блаародное слово, ллюблю!
Я куроцап, волк, коршун, птица хищная, но во мне всё-таки есть настолько чувств и ума,
чтоб понимать, что меня не следует любить. Я, например, вот взял праздничные…
Ноя не сошёл с ума!
Ведь взял? А завтра я приду и скажу, что не брал…
 Разве можно любить меня после того, что я тут рассказал?
    Дробискулов, покончив с поросёнком, победил свою робость и сказал:
     А я? Меня ещё можно любить… Я образованный человек…
Я ведь не своим делом занялся уже.
Не мое это дело! Я к нему и призвания никакого не имею… Так только, пур манже!** 
Я… стихотворец… Н-да… В пьяном виде протоколы в стихах составляю, люблю.
Я и гласность люблю!
Не нравятся мне газеты только за то, что в них пристрастия много. Это не газетное дело!
Я не разбирал бы там, кто консерватор, кто либерал. Беспристрастие - первое дело!
Консерватор нагадил - бей в морду!
Либерал напакостил - лупи в харю!
Всех лупи!
Из любви к беспристастию мысль дарю!
Моя мечта - газету издавать. Хе-хе-эхе…
Сидел бы я себе в редакции, морду бы надувал да конвертики распечатывал.
А в конвертиках всякое бывает… всякое… Хе-хе-хе…
Я распечатал бы, прочёл бы да и… цап его, сотрудника-то!
Нешто не любопытно-то?
В три часа гости взяли свои портфели и ушли в трактир - беспорядков искать.
От закуски моей остались одни только ножи, вилки да две ложки.
Остальные шесть ложек исчезли… Неужто сами куда-нибудь под кровать?
_____
*«она» (франц. objet)
**  ради хлеба! (франц. pour manger). (есть, покушать.)
_______
Приятное воспоминание.
Автор Антон Павлович Чехов (1860—1904)
   Был пасхальный канун. За час до заутрени зашли за мной мои приятели. Они были во фраках и белых галстухах.
— Очень кстати, господа, — сказал я. — Вы поможете мне убрать стол… Я человек холостой, бабенции у меня не полагается, а посему… помощь дружеская. Плумбов, давай стол отодвинем!
Приятели двинулись к столу, и через какие-нибудь пять минут мой стол уже изображал собой аппетитнейшую картину. Окорок, колбасы, водки, вина, заливной поросенок… Убрав стол, мы взялись за цилиндры: пора! Но не тут-то было… Кто-то позвонил…
— Дома? — услышали мы чей-то хриплый голос. — Входи, Илья, не бойся!
Вошел Прекрасновкусов. За ним робко шагал маленький, чахлый человечек. У обоих под мышками были портфели…
— Тссс… — сказал я приятелям. — Язык за зубами!
— Рекомендую! — сказал Прекрасновкусов, указывая на чахлого человечка. — Илья Дробискулов! На днях к нам поступил, к нашему лику причислился… Да ты не конфузься, Илюша! Пора привыкнуть! А мы, знаете ли, шли, шли, взяли да и зашли. Дай, думаю, зайдем, праздничные возьмем, чтоб завтра не беспокоить…
Я сунул обоим по синенькой. Дробискулов сконфузился.
— Так-с, — продолжал Прекрасновкусов, заглянув себе в кулак. — Вы уж уходите? А не рано ли? Давайте-ка посидим минуту… отдохнем. Садись, Илья, не бойся! Привыкай! Закусок-то сколько, закусок! А? Закусок-то! Мне окорок напоминает один анекдот…
И Прекрасновкусов, пожирая глазами мои закуски, рассказал нам похабный анекдот. Прошло четверть часа. Чтобы выжить гостей, я послал своего Андрюшку на улицу прокричать «караул». Андрюшка вышел и кричал минут пять, но гости мои ни гугу… И внимания не обратили, как будто бы «караул» не их дело…
— А долго еще ждать разговенья! — сказал Прекрасновкусов. — Теперь еще грешно, а то бы мы, Илюша, того… по единой… А что, господа, не пропустить ли нам по одной? Ведь водка постная! А? Давайте-ка!
Идея пришлась моим приятелям по вкусу. Подошли к столу, налили и выпили. Закусили селедочкой, а на скоромное только взглянули. Прекрасновкусов похвалил водку и, желая узнать, какого она завода, выпил другую. Илюша сконфузился и тоже пожелал узнать… Выпили, но не узнали.
— Славная водка! — сказал Прекрасновкусов. — У моего дяди свой винокуренный завод был. Так вот у него, у дяди-то, была, так сказать…
И гость рассказал нам, как он с дядиной «обже» [1] на каланче свидание имел. Мои приятели окружили его и попросили рассказать еще что-нибудь… Еще раз выпили. Дробискулов очень ловко захватил рукавом кусочек колбасы, взял его в носовой платок и, сморкаясь, незаметно положил в рот. Прекрасновкусов съел кусок пасхи из творога.
— А я и забыл, что она скоромная! — сказал он, глотая. — Надо ее запить…
Говорят, что в полночь звонили к заутрене, но мы не слышали этого звона. В полночь мы ходили вокруг стола и спрашивали себя: что бы еще выпить… этакое? Дробискулов сидел в углу и, конфузясь, глодал заливного поросенка. Прекрасновкусов бил кулаком по своему портфелю и говорил:
— Вы меня не любите, а я вот вас… ллюблю! Честное и блаародное слово, ллюблю! Я куроцап, волк, коршун, птица хищная, но во мне все-таки есть настолько чувств и ума, чтоб понимать, что меня не следует любить. Я, например, вот взял праздничные… Ведь взял? А завтра я приду и скажу, что не брал… Разве можно любить меня после этого?
Дробискулов, покончив с поросенком, победил свою робость и сказал:
— А я? Меня еще можно любить… Я образованный человек… Я ведь не своим делом занялся. Не мое это дело! Я к нему и призвания никакого не имею… Так только, пур манже! Я… стихотворец… Н-да… В пьяном виде протоколы в стихах составляю. Я и гласность люблю. Не нравятся мне газеты только за то, что в них пристрастия много. Я не разбирал бы там, кто консерватор, кто либерал. Беспристрастие — первое дело! Консерватор нагадил — бей в морду; либерал напакостил — лупи в харю! Всех лупи! Моя мечта — газету издавать. Хе-хе… Сидел бы я себе в редакции, морду бы надувал да конвертики распечатывал. А в конвертиках всякое бывает… всякое… Хе-хе-хе… Я распечатал бы, прочел бы да и… цап его, сотрудника-то! Нешто не любопытно?
В три часа гости взяли свои портфели и ушли в трактир, беспорядков искать. От закуски моей остались одни только ножи, вилки да две ложки. Остальные шесть ложек исчезли…
________
1 -  «она» (франц. objet)
2 - ради хлеба! (франц. pour manger).