Галлюцинации

(Из цикла напасти)

Не всё, что появилось в голове у человека, а точнее в самом мозге, поддаётся статистическому учёту. Скорее всего, вообще не поддаётся ни этому учёту, ни какому другому учёту, если явленное в мозге не проявлено на белый свет. Это утверждение можно отнести с полной уверенностью и к галлюцинациям*.
*Галлюцинация: (новолат. hallucinatio, лат. alucinatio - вздор, бред, иллюзия) – ложные либо искажённые образы и явления, обманчивое чувственное восприятие мира, возникающее под внешним воздействием в результате болезни либо под воздействием химических веществ, в изменённом состоянии сознания, отличном от обычного. Галлюцинации возникают при сильной усталости, употреблении алкоголя … (Википедия)
Учитывая причины возникновения галлюцинаций, то их с полной уверенностью можно отнести к напастям рода человеческого.
В одной из газет Приморского края, выпускавшихся в прошлом веке во Владивостоке, была заметка о форуме изобретателей, работающих в сфере непознанного. В частности, в ней говорилось о том, что наши умельцы изобрели аппарат типа фотографического для съёмки, возникших у человека галлюцинаций. Надевается такой аппарат на лицо и регистрирует галлюцинации в том виде, в котором они проявляются в мозге и через глаза. Но кроме этой заметки информации автору на глаза не попадалось.
Это говорит о том, что человечество пытается понять эту напасть, а для каких целей? Жизнь подскажет.

В пункте приема стеклотарного вторсырья, в котором царствовал, руководил и творил свою рабочую жизнь и судьбу Михаил Петрович Голубев (напомним, что в простонародье необразованном, он имел прозвище – Геморрой), стоял кисло-затхлый, резкий уксусный запах, источаемый из горлышек стеклянной тары, хранившей некогда в жидком виде питиё. Жидкая субстанция не выпитая, не употреблённая внутрь человеком могла быть чем угодно, а именно – сладкими водами с газом, пивом, вином, водкой и коньяком, а иногда и чем-то прочим иным неясным. И надо заметить, что всё жидкое и тара под него, были только отечественными, ни каким-нибудь импортом.
Вот чего не было в среде витавших и стоящих в пункте приема запахов, так это запаха от импортных жидкостей – от виски, бакарди, рома, джина, текилы и других экзотических напитков. Прокисший дух родился исключительно из отечественных испарений. Стеклянную тару от тех импортных, составляющих конкуренцию родным напиткам изделий, Геморрой от страждущих не принимал. Отечественная тарная отрасль нужных деревянных ящиков не производила, а значит, у него не было ёмкости, в которую такую пустую красоту складировать.

К стоящему в объёме пункта приема запаху Михаил Петрович принюхался. Столько лет с утра да до ночи и чуть ли не каждый день вдыхал он эту смесь. Поневоле нос его атрофировался и не воспринимал этого амбре. Но свежий воздух и другие запахи Голубев воспринимал. Такую невосприимчивость можно было как бы отнести к выработанному у него иммунитету на прокисшее. Мало того – голова не кружилась, мысли не путались, руки работали согласно инструкции, нажитого возраста и приобретённых навыков работы. И в голове чего-то непознанного не возникало. Да и откуда ему непознанному быть? Всё вокруг было известно уже сколько лет назад и даже на многие лета вперед. Продукции было на ощупь щупано-перещупано, каждым пальчиком и ладонями. Вроде бы сбить с толку тело и мозг приемщика некондиционной стеклотарой было невозможно. Однако не зарекайся.

«Находка»

В ходе одного из очередных рабочих дней и рабочего часа Геморроя, в дверях пункта приёма появился Митрич. До сих пор так и неизвестно того знания – по отчеству или по фамилии этого дедка звали. Никто сказать не мог, а только все называли его – Митрич.

Митрич был махонький, сухонький дедок без «времени» и лета исчисления. Основной его вес составляла одежда. Добрые серые с прищуром глаза, седые волосы сосульками свисали с головы. В его теле все было маленькое. Он как бы самой природой был создан собирать по кустам, траве, брошенную «посуду» из-под выпитого. Глаза Митрич имел не замученные литературой или иной печатной продукцией. Даже кисти его рук формой своей напоминали то-ли когти орла, то-ли коршуна. Он мог везде пролезть и отовсюду выцарапать, не только открыто лежавшую, но и обросшую травой или молодой кустарниковой порослью за давностью времени лежания, стеклотару, алюминиевую банку.
Собрав по скверам и паркам брошенную «посуду», отмыв её от грязи и принеся в пункт приема к Голубеву, Митрич от сдачи той в другое пользование, получал «хорошую» прибавку к пенсии. Правда не учтенную в разных на то уполномоченных органах, а иначе бы отчислял Митрич в госказну за свой бизнес аж целый «рупь» за день работы. Но про отчисление – это несбывшиеся фантазии.
Факт появления в пункте приема Митрича сам по себе у Геморроя удивления не вызвал. Митрич был постоянным клиентом, чуть-ли не одним из основных поставщиков. Отношения у них были, как у партнеров по бизнесу, иными словами – деловыми. Но иногда, в моменты жизни дедка, когда он давал себе выходной, Митрич по выработанной привычке, заходил в пункт приема по инерции. Между Михаилом Петровичем и между Митричем в тот момент велась беседа за жизнь. А были моменты, которые можно назвать, как самыми высшими – апофеоз, в которые они выпивали.

Митрич со своей котомкой подошел к служебному окошку, из которого торчал с волосами, росшими из ноздрей, нос Геморроя. Котомка Митрича легко висела на его плече, облегая тощее тело её носящего. Такое облегание сигнализировало о пустоте мешка.
«Ага, видать выходной Митрич взял!» – подумалось Михаилу Петровичу.
– Ага, выходной – ласковым голоском озвучил догадку Геморроя Митрич и продолжил – По сему, Минька (так по-отечески звал Голубева Митрич, а Голубев при этом не обижался), есть предложение поражающее новизной и свежестью … Ха-ха-хе-хеее (зашелся смешком Митрич) … Предложение ...Ахааааа (опять зашелся Митрич) ... Выпить!
– Наверное какую-то дрянь в виде портвейна бодяжного принес? – отреагировал Геморрой из служебного окошка и нос его исчез (втянулся) в недра мира пустой стеклотары – Если гуано даже и не предлагай ... сам осади.
– Эх ты, Минька … гуано. Вот лучше глянь да послушай – репликой на реплику парировал Митрич.
С этими словами он полез рукой в обряженные лохмотья на своём теле и начал шарить в них в том районе, где должен был быть карман. Через некое время рука вынула бутылку емкостью 0,75 млл. Бутылка была вылита из темно-зеленого стекла, по форме прежняя и такая, в какие при развитом социализме разливали раньше портвейн «777», или «Агдам» … а также всё недорогое портвейновое семейство из прошлых лет жизни. Пробка была залита сургучом (для дешевых вин редко применялась), содержащая размытые очертания неопознанного рисунка. Этикетки, которая бы давала информацию о содержимом бутылки и её производителе, на боку бутылки не было. Даже исчезли полосы от клея, державшие этикетку на теле бутылки. Все эти признаки говорили о том, что в руках у Митрича был «антиквариат».
– Вот оно как, Минька! Шёл я сегодня по Гоголя. Погода вишь какая … Как слепит Солнце. Шёл и млел … Тут голова моя, как чуяла – опустила глаза… и в аккурат на блеск отраженный. Сам понимаешь я в этом деле дока. Нырьк под кусты и … достаю вот это! Смотри, как стихии поработали … У находки напрочь всё исчезло, что этикетка, что печать на пробке сургучной. Что там внутри иди пойми. Но учитывая, что из нашего прошлого этот товар, думаю, что худого внутри нет! – так поведал Митрич Геморрою историю находки бутылки, которую он держал в руках, применяя при этом возвышенный голос, вызванный возвышенными чувствами.
Геморрой молча слушал и молчаливо смотрел. Сказать ему было не чего.
– Ты, Минька, вот, что … давай-ка штопор, стаканы, да закусь. Мы её щас в раз испытаем на прочность … гы-гы-гыыы – продолжил и закончил смешком Митрич.

Голубев открыл дверь с рабочим окошком, и вышел на свет белый. Если быть точнее, то в серо-зелёный, который исходил от складированных пустых бутылок в рабочем пространстве приемного пункта.
Вдвоём они прошли к обеденному столу, покрытому клеёнкой со стершимся трудно узнаваемым рисунком. Стол по конструкции был как бы из послевоенных. Сделан он был из дерева, с двумя ящиками под столовые приборы под крышкой, с двумя дверками под размещение внутри посуды и с полкой по середине внутри. Партнеры сели на стоявшие возле стола стулья, которые были собраны из гнутых металлических трубок, со спинкой и сидушкой, обшитой материей с коленкоровым покрытием. Чисто раритет мебельный, который прямо скажем, лучше не придумаешь под стать для такого заведения.
Митричь делово поставил находку на клеенку. Голубев деловито из одного ящика стола вынул примитивный штопор и самодельный, с деревянный ручкой, кухонный нож, а из нижнего отделения стола появились «мухинские» гранёные стаканы и тарелка с нарезанным чёрным хлебом, перьями зелёного лука, половинкой яблока. На сём сервировка стола для приёма «антиквариата» внутрь была окончена.

Любители старины сидели на стульях в положении визави. Митрич кухонным ножом обстучал сургуч вокруг горлышка находки, освобождая пробковую пробку. Не спеша закрутил штопор в эту саму пробку, поднатужился и … пробка с легким хлопком, впуская внутрь бутылки воздух, вышла и осталась на шнеке штопора. В нос ударил вылетевший из открытой бутылки вслед за пробкой запах чего-то винного и похоже непростого … И всё это несмотря на стоящий в воздухе внутри приёмного пункта крепкой смеси из запахов! Освободив штопор от ненужной теперь уже пробки, Митрич зашвырнул её туда, куда глаза глядели, а именно за спину.
Митрич опять же делово расплескал дозу «антикварного» напитка по граненым стаканам «на глазок» – приблизительно по 50 граммов на брата. Запах вина из них усилился.
Подняв стаканы с дозой, глядя глаза в глаза собутыльнику, Геморрой и Митрич произнесли в один голос и в унисон слова.
– Со свиданьицем и с находкой! – после чего они привычным движением руки опрокинули содержимое в открытые рты.
Занюхав выпитое кусками черного хлеба, собутыльники некое время сидели молчаливо, ощущая послевкусие. Послевкусие говорило о том, что вино было похоже на херес или мадеру, но на херес больше.

Оказалось, что послевкусие у каждого было свое (это уже потом выяснится), не в силу состояния у каждого его индивидуальных вкусовых рецепторов, а от воздействия на них самой жидкости. Появившееся разногласие было еще не последним.
Не успев, как следует ощутить воздействие алкоголя в желудке, а также ощущение легкой эйфории в голове, Геморрой и Митрич повалились напрочь и навзничь со стульев на пол.
Нет не то, что подумалось – про отравление … Они отключились в глубоком забытьи и лежали с закрытыми глазами. Дыхание у них было неровным, на лицах волнами ходила мимика, руки и другие органы движения двигались. Про состояние остальных органов сказать что-либо конкретное и определенное не представлялось возможным. Жизнь теплилась в лежащих телах. Но, что было внутри этой жизни?

«Обмен познанным из неведомого»

Далее приводятся состоявшийся обмен мнениями, впечатлениями, вызванные от увиденного в головах, лежащих Геморроя и Митрича в глубоком забытьи, которое было вызвано воздействием неизвестного напитка, после его попадания внутрь и всасывания в их желудки!
«Митрич, а у тебя вместо головы клумба! Вся в цветах, ирисах, а запах от них меня аж с ног свалил … гы-гы-гыыы… А вместо рук у тебя ветки хлебного дерева … с плодами – послал галлюцинацию Геморрой Митричу».
(Надо заметить, что между собутыльниками была установлена телепатическая связь).
«Минька, а у тебя думаешь, что вместо головы, дом советов, не-а … Минька у тебя ягодица – Вороний глаз называется … ох и ядовитыя … Я даже от того яду повалился … гы-гы-гыыы… А ещё … руки твои выросли из крушины с волчьими ягодами … Ох и ягоду огроменную ты вырастил … Тьфу – послал галлюцинацию Митрич Геморрою».
Голубев и Митрич ещё не осознавали, что у них начались галлюцинации, а они обмениваются ими. Лежащим на полу, такое не могло прийти в голову, им такое было неведомо.
«Растениевидные» галлюцинации закончились. Им на смену пришли другие. Воздействие «антикварного» напитка на голову набирало силу.

«Геморрой, геморрой я тебя съем! Минька, ты – Колобок, а я …ахха-ха … Кащей! Нет, я тебя есть не буду … А вот у меня есть бревно для сотворения Буратино … Я сейчас им буду тобой в гольф играть … Нака под зад тебе … и катись … А нака ещё … И ещё и ещё … Чего рот открыл … ворона влетит … ахха-ха – послал галлюцинацию Митрич Голубеву».
«А ну-ка, Джин, сделай мне … Митрич, ты у меня служишь Джином … Будешь все мои желанья и прихоти исполнять … Любые … и даже интимные … гы-гы-гы … Не обессудь Митрич … приступай к интимному по европейски – послал галлюцинацию Геморрой Митричу».
«Минька, Минька прекрати … Как же мне сраму такого имать … прекрааааа – отреагировал на галлюцинацию Геморроя Митрич».
«Это тебе Митрич за Колобка и поленом по сфере … задней её части … А теперь Джин принеси-ка мне вина, да поскорее, хватит мне от тебя интимного … Перейдём к эйфорическому настроению – послал галлюцинацию Геморрой Митричу».
Наглядевшись на себя в виде сказочных персонажей «галлюционеры» немного передохнули. Для того, чтобы пережить такие картины требуется устойчивая и здоровая психика, которой они не обладали.
Побывав в сказке и получив то, что каждый хотел (может быть даже при имевшемся в трезвом виде тайном желании), Геморрой и Митрич попали в новую «галлюциногенную струю». Алкоголь внутри их всосался весь, больше всасываться было нечему.

«Я – Земля, Я своих … А ты, Митрич, ракета … Я тебя отправляю хочешь на Солнце … подзагоришь там, не хуже, чем в Крыму или в Сочах … да задарма! …аха-ха хааа … А потом домой … Потом я тебя ещё куда-нибудь запущу … задарма! … Хочешь охолонуть … да на Юпитере, кольца примерять … гы-гыгыыыы … На старт, внимание обратный отсчет включен … девять, восемь, семь … – послал галлюцинацию Геморрой Митричу».
«Не погуби! Слышишь, не надо … не пускай меня … – взмолился Митрич Геморрою. Но тот увлекся обратным отсчетом, до окончания которого для пуска ракеты-Митрича оставалась всего «два».
И тут у Митрича чтобы ему не улететь на Солнце в голове осенило.
«Ассенизатором будешь Геморрой. Минька … ты откачка канализационная! Накась, выкуси … – начал осенённый Митрич, а потом он придумал вот такое … Он трубу-Геморроя опустил в переполненный отходами колодец и включил насос … Что? Съел? … На Солнце меня … Чего задумал – послал галлюцинацию Митрич Геморрою».
«В ответ Митричу пришло только мычание Геморроя, которое говорило о том, что обратный отсчет не успел подойти к старту ракеты … он захлебнулся».

Сеанс обмена картинами с галлюцинациями подошел к концу. Он продолжался около 50 минут. Ровно столько, сколько было налито «антиквариата» в стакан каждому коммуникатору-реципиенту.
Голубев и Митрич очнулись и лежа на полу приходили в себя от случившегося. Им самим не верилось в происшедшее, но ведь они сидели не за столом, а лежали на полу в скрюченных позах. Вот так «херес»!

Встав на ноги, а затем сев за стол, они молча рассматривали друг друга.
– Мир, Минька? – нарушил безмолвие Митрич.
– Мир, Митрич! – согласился Геморрой.
– Вот так зараза какая, этот самый «херес» – проконстатировал Митрич – Лихо «нахересились».
Геморрой молча кивнул головой. От воздействия последней галлюцинации от Митрича он ещё не отошёл полностью.
«Слава Богу (обратился тайком к Всевышнему Геморрой), что всё это сон».
«Слава Богу (тайком обратился к Всевышнему Митрич), что всё это сон и срама имать не буду».

«Сеанс окончен»

Еще немного поразмышляв вслух о сучившемся, при этом каждый поделился тем, как у него начиналось, и не вспоминая, а тем-более не вдаваясь в детали увиденных галлюцинаций, собутыльники расстались. Митрич быстро ушёл к себе.
Голубев навёл порядок на столе. Внутрь стола, где она и была раньше, была отправлена тарелка с нехитрыми харчами. Туда же ушли стаканы, а штопор и ножик в ящик. На столе осталась стоять открытая бутылка с не пойми каким вином.
«Что же делать? Вылить жалко …А вдруг! … Оставлю в заначку … спрячу – подумалось Михаилу Петровичу».
Заткнув бутылку пробкой, сотворенной из скрученной газеты, Михаил Петрович, спрятал бутылку с остатками, а затем занял свою рабочую зону – встал в рабочее окошко в прежнюю позицию.
Стоял Голубев молча и только торчащий нос с волосами, росшими, как и прежде из ноздрей, вещал окружающему миру об исполнении им служебного долга в сфере приёма стеклотары.

В дальнейшем рабочий день Голубева прошёл без отклонений от известного ему курса и без каких-либо новых впечатлений. Их, впечатлений, уже было получено сполна, как никогда.

Дома за ужином Голубев открылся любимой жене о необычном приключении, происшедшем с помощью загадочной бутылки. Надо чтобы жена знала о том, если, что с супругом случиться. Выпив стопку коньяка, потом другую, а где две там и … Михаил Петрович рассказал в деталях о состоявшемся телепатическом сеансе связи с Митричем и обмене галлюцинациями, опустив, конечно, некие детали, а иногда и фрагменты.
Клавдия от удивления раскрыла рот. Она такого никогда слыхом не слыхивала, всё то ей было в диковину.

После ужина Клавдия села на диван перед телевизором, а любимый супруг прилёг головой на её приятные бедра, при этом скрючил тело на оставшуюся часть дивана. Он расслабился, разнежился и стал сладко посапывать под воздействием выпитого коньяка и тепла, идущего от бедер супруги.
Ему что-то снилось такое, от чего Михаил Петрович стонал или вскрикивал и периодически затихал. Клавдия при этих звуках молчаливо гладила ладонью по остаткам волос на голове супруга.
« Лишь бы не болел!» – с жалостью подумала она.

«Пост фактум»

Спустя сколько-то времени, Митрич в очередной свой выходной пришёл к Геморрою в пункт. При встрече они разговорились за жизнь. Правда, что-либо особого за жизнь говорить им было нечего, и в разговоре само собой вспомнилось тот сеанс связи с телепатией и галлюцинациями.
Митрич возьми да спроси у Михаила Петровича, а куда он остатки дел. На этот сакраментальный вопрос, от визави последовал прозаический ответ.
– Спрятал я, Миртич, остатки. Заткнул пробкой из газеты и спрятал.
– Минь, а может быть … ааа? – робко поинтересовался Митрич.
– Ну ладно, Митрич … оно, конечно, самому интересно … А ну как … сам понимаешь – попытался дать уклончивый ответ Митричу Михаил Петрович.
– И все же, Минь? – с надеждой в голосе ласково проголосил Митрич.
– Ладно, сейчас выну из заначки. Но … я не буду … Хочешь один … один и медитируй – согласился Геморрой.
После этих слов он ушёл в стекольные недра. Что-то звякнуло в глубине этих недр. А после звяканья появился с бутылкой в руке Геморрой.
Митрич оживился и сам, не дожидаясь особого приглашения, подошел к нужному столу, достал из его недр нужное, правда для одной персоны и поставил их на клеенку стола. Он был в предвкушении погружения в мир галлюцинаций.
Геморрой между тем подошел к сервированному столу и поставил заветную бутылку на стол. Лицо его выражало грусть.
– Что такое, Минь … в чем дело … пролилось? – предвидя недоброе спросил Митрич.
– Нету там ничего – ответил Михаил Петрович, показывая на бутылку.
Митрич взялся за стеклянные бока стеклотары и … рука не почувствовала ожидаемой тяжести. Глаза его потускнели, щеки побледнели, ноги подкосились и они обе сели на рядом стоящий стул.
О прежнем содержимом бутылки говорил какой-то тёмный налет на внутренних стенках тары и осадок на её дне, наподобие хлопьев винного сахара.
Очнувшиеся коллеги после анализа ситуации, пришли к выводу, что пробка из газеты, которой была заткнута бутылка, была неплотной и в её щели испарилась жидкость из вина.
Разбить стеклотару, выскрести и развести оставшийся осадок, Митрич и Геморрой не стали.

Хорошего понемножку.

А. Коро, август, 2020 г.