Это была она - Ева

– Ты меня любишь, Ева, – прошёптал, едва отдышавшись, Антон, лаская с особенным, ненасытным наслаждением вздымающиеся холмики грудей самой желанной женщины-сказки.
Он готов был на решительный шаг, но не знал, как начать диалог: тяготила двойная жизнь и статус Евы, потрясающе  страстной, непостижимо привлекательной, пусть и непредсказуемо дерзкой женщины как любовницы. Мечта быть только с ней будоражила воображение.
Антона тяготила случайность интимных встреч, инициатором которых выступала исключительно Ева. Она имела творческую профессию, связанную с графическими иллюстрациями, обожала рисовать, на что усердно тратила практически всё время.
Уговаривать женщину встретиться, когда её фантазии находились в творческом поиске, было занятием безнадёжным. На телефонные звонки Ева не отвечала, случайные встречи жёстко завершала за несколько минут, – у меня вдохновение, Антошечка. Не сегодня, не сейчас. Соскучусь – позову.
Любимая разрешала довезти на машине до дома, звучно чмокала в губы и стремительно скрывалась за дверью. Инициативные попытки пресекала суровым взглядом. Настаивать бесполезно, чревато размолвкой.
Антон нуждался в свиданиях с Евой, болел ей, потому не перечил.
К Марине, с которой прожил одиннадцать лет, испытывал лишь чувство благодарности за то, что родила дочку и сына, что старался тщательно скрывать: не забывал нашёптывать приятные нежности, да и интимной практики не избегал. В постели они неплохо ладили.
Быть одновременно мужем и любовником, изображать страсть, когда мысленно сливаешься с другой женщиной, ох как непросто
– Зачем тебе это… любовь-морковь и прочие несуразности? Интересуешься рейтингом мужской неотразимости? Я не конкурентка твоей Марине. Тебя нет, понимаешь, нет в моей жизни. Вот это всё, – женщина рывком вскочила с постели, зажгла верхний свет, – всего лишь лекарство. Физиология, не более того. Одевайся и проваливай.
– Что-то не так? Мне казалось…
– Сам процесс мне нравится, не отрицаю. Чтобы не задеть нежное мужское эго, скажу честно – как солист ты на высоте. Но это ничего не значит. Если хочешь, могу доказать, что сила страсти – коллективное творчество. Лягу как бревно, буду ковырять в носу и смотреть в потолок. Могу поспорить – у тебя ничего не получится.
– Зачем ты так? Я спросил про любовь, только и всего. Для меня это важно.
– Я не нуждаюсь, слышишь, в увлечениях, в чувствах: не азартна. У меня всё это было. Было!  Финал не понравился. Что…  что ты ещё хочешь услышать?
– Всё… что захочешь рассказать сама.
– Что хотела и могла – ты уже знаешь. Всё прочее – слишком интимно, чтобы открыться первому встречному. Не тяни время – уходи.
– Можешь объяснить – почему бесишься?
– Ага, шлангом прикидываешься, святую простоту изображаешь! Любовь и интимная гимнастика – не одно и то же. Я не эротоманка, но и не жертва романтического целомудрия. Да, сироп из оргазмов на взбитых сливках любовного экстаза приемлю в качестве единственного способа выплеснуть эмоциональное напряжение. Лекарство, но не наркотик. Искусство – вот моё единственное увлечение. Разве не предупреждала, чтобы не рассчитывал ни на что серьёзное?
– Это было давно… в другой жизни. Мы почти год вместе. Неужели я тебе не дорог? Пришло время поговорить серьёзно.
– Ты ещё здесь, герой-любовник? Мы никогда не были и не будем вместе. Считай, что я тебя использовала. Как инструмент удовлетворения физиологической потребности, не более того. Прощай. Да, Жилин, будь ласков, сотри с моей территории отпечатки присутствия: всё, что не заберёшь – завтра окажется на помойке. Коли ты загрузил в мозг программу, цель которой выбор между мной и семьёй, значит, всерьёз рассматриваешь варианты. Повторюсь – тебя в моей жизни нет. Я для тебя фантом. Выкинь из головы блажь, возвращайся в семью и живи счастливо. Я уже любила. Но не тебя, Жилин, не тебя. До сих пор не могу отойти от мучительной ломки. Довольно с меня трогательных лирических диалогов, цена которым в базарный день три копейки. Не устраивает формат дискотеки – вали с пляжа. Нечего нюни распускать.
– Давай обсудим. Ты никогда не была настолько воинственной. Я хочу жить с тобой. Вместе просыпаться, вместе решать общие проблемы, слышать твоё дыхание.
– Лишнее. Мне не нужен компаньон, который день и ночь будет ковырять тело и душу. Достаточно пары витаминок в неделю, чтобы поддержать здоровье. Абонементами и контрамарками не торгую.
– Любой человек строит планы, думает о будущем. Я хочу связать жизнь с тобой.
– Напрасно стараешься! Утомил, Жилин! Где построил фундамент, там и стены возводи. Не смешивай добропорядочную жизнь с грязными танцами. Греби в сторону пристани. Детей воспитывай. Жену люби.
– Тогда зачем это всё?
– Вот и я спрашиваю – зачем? Для здоровья – не иначе. Исполнил социальный долг, спас даму от критического недотраха – низкий тебе поклон от всего женского населения. Или плюшками желаешь благодарность получить? Топай, жена заждалась. Долгие проводы – лишние слёзы.
У Антона кружилась голова, словно отходил от тяжёлого наркоза. Не ожидал он такой атаки, не был готов к активному сопротивлению. В его представлении каждая женщина жила мечтой о браке.
Дома жена собирала чемоданы.
Видно день такой: возбуждение, агрессивное неприятие и прочие предвестники грозовых разрядов витали в воздухе.
– Поскучай тут без нас, Жилин, определись. Устала я. Ты со мной или как?
– Ещё одна революционерка! Сговорились что ли!
– Что ты сказал?
– Какого чёрта! Закопайте меня, что ли! Скажи Маринка, если сдохну, вот прямо сейчас, только честно – скучать, слёзы лить будешь?
– Себя пожалел? Ну-ну! Тебе не приходило в голову, что я давно всё про твои похождения знаю, что тоже страдаю? Терпела, ждала, надеялась, что одумаешься. Напрасно!
– Чего именно знаешь?
– Про то, что ты бабник, предатель, про Еву твою, гадину порочную…
– Вот как! Дальше что?
– Я и говорю – что дальше? Думай, решай.
– Никто мне не нужен. Слышишь – никто! Эта девочка так – несерьёзно. Невинная шалость. Разве предосудительно восхищаться совершенством?
Антон выдержал пристальный взгляд жены, – мы-то с тобой в тираж выходим, не на чего, так сказать, приятно посмотреть. Бывшие в употреблении. Вот!
Врал, паршивец: Марина в свои тридцать пять выглядела весьма привлекательной: чернобровая сероглазая смугляночка с точёным станом не одного его вдохновляла на сантименты. Антон, если честно, прямо сейчас с удовольствием отнёс бы её на супружеское ложе, чтобы снять стресс, если бы не эта нелепая разборка.
Он любил жену. Но совсем не так, как Еву, в которой обитало нечто, отчего напрочь сносило крышу.
Антон потерялся. Он одновременно был там, с любимой, и здесь, в семье.
“Нужно помириться” – вертелось в голове, что касалось обеих женщин, но Евы куда  больше. Марина никуда не денется, будет цепляться до конца, тогда как у другой полно решимости расстаться.
Таких волевых, самоуверенных женщин он никогда прежде не встречал. На её воинственность и упрямство Антон натыкался не единожды. Сам от себя не ожидал, что готов терпеть и уступать, понять никак не мог – чем эта пигалица приворожила, как умудрялась накалять до предела атмосферу непредсказуемых встреч.
– Я отпуск взяла. У мамы поживём. Дети уже там.
– Отвезти?
– Не мешало бы.
– Может мы это… того?
– Тебе не совестно, Антон!
– А ты поищи безгрешных! Поклянись, что сама не изменяла.
Марина покраснела до кончиков волос, задышала часто-часто, – хам! Такой подлости от тебя не ожидала, – и в слёзы.
– Ну что ты, родная, – прижал жену к груди, – успокойся. Мы квиты.
– Идиот, придурок, ты что подумал! По себе судишь?
– Оступился, признаюсь. Это же не повод вот так сразу, – шептал, увлекаясь процессом соблазнения возбуждённый Антон, ласкающий языком мочку уха – самую чувствительную точку на теле супруги.
– Мариночка, как я соскучился по тебе. Забудь обиду. Ничего такого не было, только целомудренный флирт, игра. Тебя люблю, только тебя, – гипнотизировал её чувственный голос мужа, руки которого привычно извлекали изнутри сладкий отклик.
– Дети ждут. Антон. Зачем… это неправильно, подло…
Правильно, неправильно – какая разница, когда блаженство пронзает каждую клеточку. Затрепетала, заохала, выгибаясь дугой.
– Скажи, предатель, как дальше жить будем?
– Счастливо.
– А она? Трое в койке… не считая собаки. Выбирай, пока я добрая.
– Марин, а ведь ты так и не ответила… изменяла или нет.
– Отвези меня к маме. Неделя срок. Или – или.
– Пропадёшь ведь без меня.
– Поживём – увидим. О себе подумай.
Днём Антон исступлённо работал, старательно загружал мозг, чтобы не думать о своих женщинах. Почти удавалось. А вечера и ночи изнуряли.
Прежде необходимости загружать возбуждённые мысли в облачное пространство, озвучивать и оживлять виртуальные диалоги, не было, особенно последний год, заполненный до краёв трогательными моментами и чувственной лихорадкой, томительным предвкушением неизбежного счастливого будущего.
Ева исчезла, испарилась, оставив облако восхитительных воспоминаний и голограмму самой себя, с которой можно было флиртовать, спорить. Если бы не горькое послевкусие… не отсутствие перспективы, можно было бы переселиться в мир грёз, где заманчиво мерцали лунные блики, сливающиеся в экстазе с танцующими тенями, где свидания с Евой полны сладострастия и неги.
С Мариной в виртуальных феериях Антон встречался гораздо реже. Интимные страсти с женой в цветных иллюзиях больше походили на поединок соперников, на некую разновидность мести. Он входил в неё быстро, безжалостно, мощно, тогда как воображаемую Еву любил целомудренно, нежно, очень-очень долго, старательно и чутко добиваясь взаимности.
Женщины-призраки были полной противоположностью, но удивительно дополняли одна другую.
Выбрать единственную женщину было невозможно по сумме причин.
Антон постоянно был напряжён, взволнован, потерял аппетит. Фантомные свидания превратили его в неврастеника.
Неделя, назначенная Мариной, подходила к концу.
– Будь что будет, – выдохнул Антон, – вычеркиваю Еву из памяти: удаляю, стираю безвозвратно. Довольно с меня душевных мук и внутреннего беспокойства. В конце концов, я отец, муж. Живут же люди без страстей и романов на стороне. В церковь что ли сходить? Решено. Утром за Маринкой еду. И баста.
Попытки изгнать из снов Еву проваливались раз за разом. Стоило настроиться на свидание с женой, пробудить и настроить её милый образ, как откуда-то из темноты принималась манить тонкая, порывистая, почти невесомая девушка-тень, кружащаяся в медленном танце.
Антон просыпался, выпивал стакан холодной воды, долго держал голову под холодной струёй.
Стоило закрыть глаза – навязчивое видение повторялось. Вновь призывно взлетали над узкими плечами и россыпью волос порхающие весенними бабочками руки Евы.
– Недорого же ты меня ценишь. Неделю думал. Приехал поговорить?
– Я твой. Клянусь. Возвращайся.
– Договорились. Попытка номер два. Я делаю вид, что ничего не было, ты – что у тебя не было никого. До особого случая. Собирай ребятишек.
Антон был возбуждён, словоохотлив, радостен. В голове у него роились тысячи планов. Какое же счастье – освободиться от дурмана: просто жить, просто любить. Да-да, он вспомнил; руки вспомнили, губы: Маринка, это же с ней он впервые познал прелесть поцелуя, с ней учился любить, жить в гармонии с собой, с ней, со всем миром. Взбрыкивал иногда, поддавался порой на провокации привлекательных чаровниц, но, ни разу не переступил черту, кроме этого, единственного раза.
Ева – наваждение, испытание, морок. Переболеть нужно. Придётся лечиться. Как же иначе?
До дома оставалось проехать самую малость – три квартала.
Из переулка с папкой для эскизов и мольбертом выплыл до боли знакомый силуэт. Это была она – Ева.
Сердце остановилось, больно-больно дёрнулось, пропустило несколько ударов.
Антон не мог оторвать взгляд от видения, чуть не въехал в столб.
– Лучше бы врезался… насмерть. Ева, моя Ева!
Он только подумал мельком, оказалось – вслух.
Марина вздрогнула, побледнела, – разворачивайся. Мы возвращаемся к маме.