Туринская Плащаница в религиозном опыте

Посмотрел новые выпуски «магистра игры» («Житие великого грешника» и «Угасание богов»). Нахожусь в взволнованом восхищении, Вы не только не размениваетесь на мелкие темы, чем сейчас увлечены современные публичные интеллектуалы, которые до сих пор ищут то антисемитизм Хайдеггера, то строят материалистическую пост-секулярную теологию, то озабочены технологическим трансгуманизмом, а некоторые и вовсе преодолевают антропоцентризм, когда говорить уже не о ком, только о чём. Вы же не только плетёте причудливые узоры из тем великих, но так проникаете в изнанку смысла, словно Вы сами тень этого смысла. Рассказ о Вагнере и Мусоргском заставил меня вспомнить дискуссию об итальянской и немецкой музыке, которую поднял Одоевский в своём романе «Русские ночи». Нравится Вам этот роман, так причудливо передающий дух Гофмановских «Серапионовых братьев»? Сам Владимир Фёдорович и его герои представляют итальянскую музыку как земную и плотскую (чуть ли не от сдержанности до презрения), а немецкую как идеальную и духовную. О таком противопоставлении шли широкие дискуссии в середине 19 века. Смотрите об этом статью по ссылке:
http://az.lib.ru/b/botkin_w_p/text_1840_italianskaya_i_germanskaya_muzika.shtml

Напротив, в новелле «Другой из многих» Аполлона Григорьева, его демонический персонаж говорит следующее: «Точно также удивило ее, когда я сказал ей, что терпеть не могу немецкой музыки, а дело-то здесь очень просто: немецкий музыкант вечно идеалист; он пишет для воображаемых инструментов. Замыслы его всегда громадны, но они видимо страдают, переходя в дело — в исполнение. Я слыхал лучшие симфонии Бетговена и всегда страдал за невыполнимые мысли композитора; слушая же его вещи, писанные для бедного фортепиано, я просто готов был бежать. То ли дело музыка итальянцев, вся вылившаяся из родника живой, живущей, страстно беснующейся души; так и видишь яркое синее небо, так и слышишь запах лимона и лавра, так и чуешь повсюду веяние божественно-прекрасной жизни. Немец-музыкант только по временам понимает поэзию мироздания; немец-музыкант — человек непременно нервически расстроенный или мастеровой, а часто и то и другое вместе. Невыполнимость требований так и ведет его прямо к кухне, к растрате души на мелочные заботы жизни... Музыкант-итальянец — это эхо, отзывающееся на все страстные призывы жизни! и какой жизни!.. полной, прекрасной, радостной!..».

Как Вы считаете, в наше время этот вопрос уже решён? Ещё Вы упомянули, что считаете «Аврору» главной книгой Беме, но некоторые полагают, что в своей первой книге он ещё не раскрыл свою философию в полной мере. Он и сам об этом говорит: «Извещаю боголюбивого читателя, что книга «Утренняя заря» не была закончена, так как диавол задумал покончить с нею, ибо он видел, что в ней готовится взойти день. Да и действительно, день уже обогнал зарю, так что стало почти светло; оставалось дописать еще листов тридцать; но раз ее уже прервала буря, то она и не была закончена; а между тем настал день, так что утренняя заря погасла и с тех пор шла работа при свете дня. Пусть же она и останется так в вечное воспоминание, ибо недостающее было восполнено в других книгах». В пример же приводят его работы «De Incarnatione Verbi», «De Signatura Rerum», «Mysterium Magnum» и «Vom Gnadenwahl». Что Вы об этом думаете?

Ваш преданный почитатель

Харитон Отрадный   26.01.2022 04:31   •   Заявить о нарушении