Угольки горящие

                Глаза у парня ясные,
                Как угольки горящие;
                Быть может, не прекрасные,
                Но, в общем, подходящие.
                Сл. И.Шамова


- Мамуль, это я, привет, - Фотиния поставила сумки на скамейку в прихожей, протянула руки к матери и тепло обняла.
- На улице отмякло, снежок меленький сыпет. Как ты тут? Опять неделя прошла, как не виделись.
- Да, так, в среднем.
Фотиния радовалась голосу матери и не скрывала радость.
- Как самочувствие, мамушка? На улицу ходила на неделе?
- Ходила, до банка, за квартиру заплатила. Еле сходила, ноги не держат, голову обносит, кружит.
Слова матери болью отдавались в сердце. Мать - самое дорогое существо. Она многие годы поддерживала её, помогала во всём. Мать, что тут говорить.
С нежной дочерней любовью Фотиния относилась к мамушке, как она её называла. Бывала у неё по воскресеньям, рассказывала новости, делилась всем, что тревожило, частенько спрашивая совета.
Фотиния знала о себе, что она человек грешный, молилась. С каждой молитвой в ней вызревало новое существо, кроткое, смиренное, всё более щедрое на ласку и скорое на прощение.
- Ну, зачем опять накупила столько? - слышит Фотиния радостный голос матери с кухни, пока та выкладывает из сумок гостинцы воскресного дня.
- Кефир, хорошо. Водичка минеральная тоже - таблетки запивать.
За обедом на кухне говорили о православном празднике этого воскресенья. А после мать и дочь, по своему обыкновению, устроились в комнате поудобнее для неторопливой семейной беседы.
Привычным шумовым фоном в комнате матери работает телевизор, он не мешает общению. Мама любит смотреть сериалы, а дочка рада, что у мамочки есть занятие по душе, когда её, Фотинии, нет рядом. В это воскресенье на одном из каналов шёл концерт, по Ретро ТВ что ли. Листая пультом меню, мать наткнулась на мелодии ушедшей эпохи, и вмиг вся комната преобразилась.
Эта небольшая комната, времён советской  постройки, словно перенеслась в недавнее социалистическое прошлое, шестидесятые - семидесятые годы прошлого века, время маминой молодости.
С эстрады звучал голос Ольги Воронец. В студии Новогоднего "Голубого огонька" она выводила так нежно, спокойно "а где мне взять такую песню". Мать и дочь замолчали, слушая эпоху.
Проникновенные, и такие простые слова раскрывали душу, снимали с неё наслоившиеся чешуйки отмершей кожи, возвращали в ушедшее состояние юности, чистоты, правды. Две женщины слились с голосом народа, которым , конечно, была легендарная Ольга Воронец. Душевность песни возвращала в простоту отношений, в цельность характеров. Старшую в юность, младшую в детство. Две женщины, два поколения. В эту минуту их объединило искусство, отменившее временные границы.
- Какие люди, - задумчиво вздохнула Фотиния.
- Настоящие чувства были на эстраде, а артисты какие! Каждое имя - история. Уходит и ушла уже эпоха, - с горечью добавила мать.
- Да уж, люди, как утёсы отвесные. И послушать, и посмотреть любо.
- А сейчас что? Попрыгушки да поскакушки на экране, да разодетые, а вернее раздетые так, что и смотреть-то стыдно, - уловила огорчение в голосе матери Фотиния.
- Да, мам, другое время. Эпоха сменилась, люди ушли. Вспомнишь поколение бабушек и дедушек наших. Война, голод в деревне, работали много, а горя сколько приняли.
Они часто говорили о переменах в людях, о современной жизни, о том, что происходит вокруг, что беспокоит.
- Что это делается с людьми, мама? Что с русским народом будет? С детками нашими?
- Душа вымывается из людей, мельчает народ, черствеет душой, на безделушки разменивает судьбу, время своё в пустую тратит.
- Да, человечность в людях всё реже встретишь. И простоту. Дефицитом человечности начинается двадцать первый век. Эпилог человеческой истории. Или всё-таки кульминация?.. К человеку сейчас редко просто так подойдёшь, высоко ставит себя человек.
Тема была больная. Фотиния любила русских людей, себя считала от корней самым простым народом. Это звание пуще прочих в сердце берегла. Она видела, что кризис малодушия укоренился в народе.  Тяжело древней Руси, любимой ею по-настоящему, по-дочернему. Доходили новости, что в разных местах планеты создают искусственный интеллект, способный заменить человека. Фотиния видела, что люди становятся всё больше нетерпимыми, бездушными, недовольными всем и вся. Что они стали воспринимать многое, как должное, разучились благодарить, терпеть, прощать. Когда, в какие годы вымывалось и вымылось уже из понятийных аппаратов соотечественников слово "уважение"? Что такое уважить человека, понятное и применяемое дедами в их деревенской жизни, полагаемое предками во главу угла как первая нравственная норма, было забыто.
"Неужели навсегда?" - думала Фотиния, - Как дальше быть? Куда ни глянь, всюду раздражение. Разговоры на повышенных тонах стали нормой. Погоня за деньгами загнала русского человека в угол, из этого угла он смотрит на мир, ощерив клыки злобы, жажды наживы и непримиримости. Невыносимо больно было видеть всё это, Фотиния просила помощи у Бога. Она искала мира в своём сердце.
На какое-то время Фотиния погрузилась в тяжёлые раздумья, а в комнате матери всё звучали не забытые никем песни советских лет. Чистыми, сильными голосами шли к людям прекрасные глубокие души, у которых было чему поучиться. И она училась, впитывала отношение матери к настоящей песне. Были другими лица и голоса. Да, были совершенно другими души исполнителей. Были души.
Владимир Нечаев, Анна Литвиненко, Мария Пахоменко, Зоя Рождественская, Майя Кристалинская. В их сердцах были другие ценности. С экрана образцами слов, интонаций звучала нравственная цельность, прощение и простое уважение к своему слушателю.  А слова-то какие  в песнях: "Костры горят далёкие, луна в реке купается, а парень с милой девушкой на лавочке прощается. Глаза у парня ясные, как угольки горящие, не то чтобы прекрасные, но в общем подходящие... словечко ищет нежное, сидит сердечный мается."
Как эту песню любили и пели родители, помнила Фотиния. Где сейчас такие слова и где такие чувства, а главное - где такие сердца?.. Вопрос стыдливо опустил глаза, спрятавшись тайком в чудные звуки ностальгической атмосферы дня.
Фотинии виделось, что поколение их родителей, детей войны и первых послевоенных лет, уходя насовсем, уносило с собой какой-то особый генетический код русского человека: бескорыстного, честного, щедрого и отзывчивого, миролюбивого по природе своей. В сущности очень открытого и простого, как сама природа.
Ей приходила на память родина мамы, деревня Кочегары (починок Кочегаровский, как прописан он был в Исповедных росписях Казанско-Богородицой церкви Нолинского уезда за 1841 год) с её немногочисленными жителями, которые знали и любили свою землю. Сто двадцать пять всего человек, односельчан, у которых кроме этой землицы ничего и не было. Они пахали, потом полили кочегаровские поля, они и стали землей этой. Потому держались за свою землю люди, берегли.
Таким, любящим родные места, она знала и помнила своего деда, Ивана Прокопьевича Иванцова, героя Великой Отечественной войны, и жену его, бабушку Мариамну Петровну, героиню труда. С уходящим поколением уходили и песни, уходила традиция петь народные песни по праздникам. А главное - уходило поколение, способное петь душой и знавшее, как эта душа тянет песню из глубин, из страдания сердца, когда оно боль примет.
После затянувшейся паузы, вытирая глаза, заговорила мать:
- Что у тебя в школе, дочка? Как дела?
- Всё хорошо, мам. Только вот всё сейчас изменилось в школе, школа совсем другая. Родители не те, какой ты у меня была в восьмидесятые. Другие. Сейчас везде люди другие. Каждый или через одного всё знает лучше учёного. Врачей учат, как лечить. Поваров - как варить, строителей - как строить. Вот и учителю достаётся. Сегодня все педагоги, мама.
Наверно, с этим тоже можно мириться, но зачем тогда нужен учитель? Это главный вопрос, на который современная школа ищет и пока что не находит должного ответа. Давать сумму знаний со временем, видимо, сможет и машина. К этому всё идёт. Что, кроме знаний по школьным дисциплинам, может дать детям педагог? Доброе, большое сердце. Забыли об этом. О воспитании доброты забыли. Разве не это главное?
- Кому нужна доброта, мама?
Доброта не востребована. Она беззащитна и смиренна, как учил Господь. Потому так манипулируют ею, переворачивают с ног на голову слова и факты и выдают черное за белое. А она покрывает всё собой, молчит, терпит и не перестаёт.
Замечательные, скромные люди, школьные учителя, пока ещё служат скрепами школы. Что будет дальше, когда ручеёк доброты вместе с ними иссякнет, прервётся, подумать страшно.
Конечно, школа, юное поколение страны, нравственные устои, традиции, добродетели, о которых мы говорим с ребятами на уроках - всё это напрямую связано с заповедями Божиими. Слава Богу, сейчас уже говорят об этом в образовании. Но пока об этом ни заговорят родители, пока они ни будут напрямую связывать своё отношение к школе с качеством образования своих детей, тяжелейший кризис школе не преодолеть. Это больно видеть. Но одному учителю этой глобальной проблемы не решить. Какое будущее страны мы воспитываем, какие граждане России выходят из стен наших школ? Вопрос непраздный.
Дочь вспомнила зимний день, когда пришла в Герценку послушать отца Димитрия Смирнова, чьи беседы помнила из передач на православном телеканале "Союз". Когда она узнала, что батюшка приезжает в Киров с беседой, бросила все дела и рванула в библиотеку, задвигая в угол усталость рабочего дня и лень.
Большой зал Герценки полон. Фотиния написала свой вопрос отцу Димитрию, о проблемах современной школы и передала записку вперёд. С волнением ждала ответа, а потом слушала во все глаза и уши. Мнение батюшки было авторитетным для неё. И когда отец Дмитрий успокоил, сказал, что править надо саму систему образования, что один человек ничего не сделает. Фотиния выдохнула. Тревога улеглась, ситуация для неё прояснилась. Скоро она узнала, что отца Димитрия не стало. Больно приняла эту новость Фотиния, она благодарила Бога за подаренную в пути встречу .
Вернувшись мыслями в комнату, она снова ощутила радость воскресного дня и присутствие матери.
- Тебе этой проблемы не решить, что ты всё так близко к сердцу принимаешь, дочка? - сильнее и сильнее мрачнея лицом, ответила мать.
- Нужны большие перемены в обществе, ведь школа лишь проявляет любое неблагополучие. Вот вы и выслушиваете грубость, как везде: как в магазине и в аптеке, везде одно и то же хамство. Разучились люди уважать людей. Вот беда-то где. Настоящая беда.
Фотиния слушала маму, успокаивалась мудростью близкого человека. Мамины слова всегда так действовали на неё, поэтому она бежала к мамочке в любую свободную минуту за покоем и добрым расположением, за советом.
- Мамуль, мне пора. Дома ещё две пачки тетрадей, да и Космос* мой заждался меня. Пойду. Ты выходи на улицу, хотя бы изредка, хотя бы ненадолго, воздухом подышать, пройтись немного. Береги себя, мамочка. Ты мне очень нужна.
Они обнялись, две вдовы, мать и дочь. Мать перекрестила на дорогу голову своей взрослой девочки, и уже в дверях Фотиния поймала любящий, такой родной мамин взгляд.
- Иди с Богом!
- И ты с Богом оставайся, мамуль! Я позвоню.
Дверь закрылась. Спускаясь по лестнице, она благодарила Бога за воскресный день, лучший день в её жизни, за то, что мама жива, за каждое её дыхание, за мирное сердце и за любовь, которая не перестаёт.

<25.01.2022>

* - Космос -  здесь, кот автора.