Белый день за днем

Я мну в руках листы, исписанные поземкой эти
и белый чай пытаюсь разглядеть еще в буфете,
по всей видимости поземка, переносимая ветром легка,
и престарелый сударь в роли повара мешает ее с щепоткой табака.
Белый день за днем, ночь еще белей,
я прошу тебя сегодня, милый, в снегу не болей,
мы обмотаемся шарфом вдвоем и заварим в кружке теплый кипяток, все теплей,
а поутру весна и прочищает горло соловей.  Среди моих морей.

Осоловевший соловей направит дни на прибыль
и смирит зиму с судьбой, ей сулит погибель
внезапно явившаяся весна, она долгожитель,
но только потому, что она ему внучка
и зимний сударь всему зритель, он мыслитель.
У него в бороде живет белая таинственная мышь
и подъедает объедки за тем, что оставляет безумная тишь,
и ждет, когда ты поймаешь ее за хвост, во сне болея.
На моей груди приколота старинная любви камея,
украденная тобой из старинного любви музея,
и ты сорвешь ее, во сне обалдея и мной завладея,
а я побледнею и еще побелею на тебя глазея,
или упаду в твои объятья просто розовая, раскрасневшаяся, либо
проведу рукой по пояснице немного другого изгиба,
и ты поэт, немного другого архетипа, сделаешь над пенкой чай, пенку вздыбя,
и отпустишь мой палестинский народ, потому что ему без тебя муторно.
К тебе как будто.  Твоя дорога века полуторна.  Прости, что не очень продумано...