Причал

Сашка услышал, наконец:
           - Ерёмин, давай с вещами на выход!
            За дверьми ждала тёмная неизвестность. Отвели в камеру для малолеток, которым предстоял этап. Здесь он увидел тех, с  кем  сидел до суда. Увидел и  долговязого. Он зло глянул в сторону Сашки и зашушукался с соседями.  «Надо на чеку быть» - подумал Сашка. В десять утра  распахнулась дверь камеры. Приказали строиться в коридоре.  Пересчитали. Тридцать человек. Автомобиль, вокзал. Перед поездом заключённых заставили сесть на  корточки,  предупреждая:  «Шаг влево, шаг вправо, прыжок вверх –  побег, и тогда стреляем без предупреждения». У каждого с собою в котомке булка чёрного хлеба  и  три  селёдки.
            Состав ехал очень долго, с  частыми остановками. Охранники – вооружённые молодые солдаты, все из Средней Азии.  До чего же злые! Кружки воды не выпросить. А  от солёной селёдки  пить всем жутко хотелось. И вагон не проветривался. Жара, духота. Долговязый слабаком  оказался: больше других ныл.
             Наконец путь завершился. Заключённых привезли в Свердловскую тюрьму,  загнали в полутёмную камеру, свод которой  поддерживали   колоны. Но оглядеться  не  успели:  через  четыре дня снова застучали колёса по  стыкам, и тюрьмы  замелькали – одна,  другая, третья. Сашка даже стих сочинил:  «Как птички,  полетели километры. Что будет там, в совсем чужом краю? Судьба моя… Мне слышно, воют ветры. Куда же понесло судьбу мою?».
            Тюрьмы, где пришлось побывать Сашке, были не похожи одна на другую.  Например, в Омске тюрьма хмурая,  в Вологде – голодная, в Кирове – сытая. Наконец,  финиш. До зоны плыли на пароме,  пересекли Северную Двину. Когда подводили вымотанных за дорогу малолеток к вахте, обратил Сашка внимание на хлопчика примерно его лет; тот с охранником  разговаривал как-то задушевно. Сашке  картинка понравилась.  Спросил у него: «Как вам тут?» Паренёк ответил: « Учись, спортом  занимайся,  ходи  на  работу,  распорядок дневной выполняй – тогда здесь жить можно».

              Выкупали, одели, покормили и раскидали по отрядам. Отряды располагались в старых рубленных двухэтажных бараках. По восемь  спален в каждом. Один барак на пару  отрядов.  Командовал  отрядом  бригадир.  В  отряде,  куда  поместили Сашку,  бригадир  Зуев  Боря. Кликуха - Борюля. Рост средний, лицо  деревенское -  простодушное и конопатое. Он косил  под  дурака,  но был  хитёр, как  бес. По  морде мог дать,  не разбираясь.  А разберётся – похлопает по плечу  и  с  поклоном,  как  шут,  извинится. Смотришь – другого уже колотит. Но ни разу  не замахнулся он на дружка – пацана лет шестнадцати, хоть тот часто шутил над  ним. Его за близость к бригадиру малолетки уважали  и  называли Сан – Санычем. Он был хозяином старенькой гитары, на которой  вечерами   играл,  но только на одной струне, пытаясь вымучить мелодию из какого-нибудь блатного репертуара. Когда Сашка  спросил, почему он обходится  только одной струной, тот ответил, что другие струны почему-то плохо звучат. Сашка  взял гитару, подтянул все струны, и запела она так, как, видимо, ещё не пела никогда. «Ух ты!» - вытаращив глаза, только и произнёс Сан–Саныч. И тут же  приклеилась  к Сашке  кличка  «Гитарист». 
               Долгими вечерами бегал Сашка пальцами по струнам в окружении отряда  слушателей. И однажды в спальню зашёл молодой человек; он, молча, послушал  Сашкины  мелодии и,  схватив  большой ручищей его за руку, повёл в музыкальную комнату. Она соблазняла Сашку давно текущими из неё гитарными и балалаечными бряцаньями. Руководителем  оркестра был парень, играющий на гитаре и носящий солидную кличку «Полковник». Молодой же человек, который привёл Сашку в музыкалку, был пианист  Вова  Зверев – душа музыкантов и председатель Совета колонии. Стройный, высокий, сероглазый, имел он кличку  «Хося». 

            В те дни готовился  концерт.  Второй  месяц неотлучно репетировал  оркестр. Несмотря на то, что Сашка тоже оказался в нём,  дневную норму  распиловки дров ему не думали сокращать. Подумал  «Хося» и  сказал:  « Подыщем  работу легче».  И  послал Сашку  к Лавреньтичу – мастеру. Мастер, седовласый, мордастый, к Сашке подкатившись, он загнусил:
             - Зверев прислал? Что он задницу за тебя дерёт? Зверев…  Кто он  такой?  Подумаешь, его отец в министерстве. Дудки тебе, - он поднёс фигу  Сашке к носу. - Вон пошёл!
             Сашка отшатнулся от него, но тут же услышал:
  - Утром завтра  заходи.
  Низко понурив голову, пришёл Сашка к Звереву, владеющего крохотной, но  отдельной  комнатой. Тот сидел за столом и строчил письмо.
              - Сашок, ходил к мастеру? – спросил он, продолжая писать.
              - Был, - махнул Сашка рукой.
  - Я вижу, не понравился он тебе. Орал?
  - Орал.
  - Про министерство что-нибудь говорил?
  - Говорил.
  - А что мне двадцать и пора гнать во взрослую командировку?
  - Про это нет.
  - Скажет ещё. Ты плохо в людях разбираешься. Лаврентич – премилый  человек. Сам убедишься завтра.
  Утром, на другой день, вошёл Сашка в кабинет  мастера  вместе  со  Зверевым.  Мастер  встретил их улыбкой и обратился к Звереву:
  - Володя, я твою просьбу помню. Будет твой в конторке щёлкать на счётах.
  Выйдя за двери, Зверев криво улыбнулся:
  - По-другому и не могло быть: я доченьку его в Москве на литфак устроил; конечно,  не  я, а отец мой, но это ведь одно и то же. Артачиться начнёт, можно и обратный ход  сделать. Но я и сам  в  авторитете здесь. Посидишь, увидишь.