Два старца, два понимания

Истину можно выразить практически одними и теми же словами, но эффект будет разным, в зависимости от того, кто и как говорит (конечно, при условии, что реципиент будет одним и тем же и способен на декодирование информации).

Интересно свидетельство философа-мистика, грека азербайджанского происхождения, Георгия Гурджиева. Был у него рассказ о двух старцах-монахах, которые ходили от одного монастыря к другому, делясь своим пониманием истины. Одному из них было лет 150, другому где-то под триста.

Первый держался еще бодрячком, а второй уже был дряхленьким, но ножками все же путь держал достаточно крепко. Так вот, когда в тот монастырь, где гостил Гурджиев оба они заявились, братья-монахи этого монастыря закатили целый праздник по этому поводу, поскольку весьма ценили и уважали обоих просветленных мастеров.

Когда все собрались послушать старцев, то сначала речь держал первый, более молодой старец. И его речь была настолько захватывающей, прекрасной, ясной и убедительной, проникающей в сердце, что слушатели его речи буквально восхищались каждым его словом. Лекция этого брата была как животворный ручей, пронизывающий и омывающий каждую клеточку слышащего его существа.

Но потом лекцию начал читать второй старец, дряхленький. Слова его звучали приглушенно, порой как бы невнятно, иногда даже трудно было понять, что он вообще говорит, чуть ли не бормоча. Наконец, лекции обоих братьев закончились и они вскоре покинули монастырь.

Братья-монахи долго еще находились под впечатлением лекции первого старца. Но через несколько дней его слова начали потихоньку забываться.

А вот слова второго старца с течением времени все более начали проясняться и впечатываться в самую суть сердец всех, кто его слушал. И по истечению нескольких лет, по свидетельству самого Гурджиева, он уже полностью восстановил в своей памяти всю речь этого второго дряхлого старца, каждое его словечко, каждую интонацию и каждое покашливание.

Вот такое вот различие и эффект двух выступлений.

Эффективно то, что глубже. Точнее то, что точнее. Когда интегральность стала сутью, когда все существо человека превратилось в суть, включая кости и плоть, то вибрация истины не встречает препятствий и передается поверх всех помех.

Кто-то в запальчивости воскликнет: "Да скорее всего более молодой старец не познал истину просто!" Как бы не так. "Молодой" ведь тоже говорил истину, причем очень глубокую. Только не столь тотально, до телесного уровня пережитую — как в случае с дряхлым старцем. Уровень проработанности, освоения истины, линия житийного бытия "дряхлого" инока просто более объемны, точнее, насыщеннее золотом, сутью понимания.

Всегда ли старость признак мудрости? Нет, конечно. Дело в глубине и широте понимания. Но иной товарищ может ехидно усмехнуться: "Значит, в случае двух старцев просто мудрость второго была мудрее мудрости первого. И возраст здесь совершенно не причём!"

Возраст может быть причем. Объясню. Человеки в принципе не уникальны. Формат человеческого существа одинаков, стандартен. И на каком-то этапе мы сравниваемся по пониманию. И вперед вырывается обычно тот, кто дольше этим занимается. Не всегда, конечно, поскольку есть исключения из правил. Но обычно так. Поскольку пониманием начинает пропитываться уже само тело, каждая клеточка тела — так свежесваренный борщ становится вкуснее на следующий день, постояв в холодильнике. Пропитка занимает определенное время.

Но сомнения остаются: "Дольше не значит лучше. Мы же разные. И скорость разная. Да и траектории могут быть разные. Каждый человек уникален во многом. А уж что говорить про темперамент! И тело, как осознающий инструмент, разное у каждого..."

Тело не разное. В нем и вся закавыка. Хоть тресни, но оно одинаковое. У нас у всех одинаковый вид гомо сапиенс. Конечно, тело спортсмена отличается от моего, к примеру. Но по сути, у нас с ним абсолютно одинаковое тело — по человеческому набору генов, к примеру и по ряду других антропогенных факторов.

Но внутренний оппонент не сдается: "Одинаковое тело — это всего лишь основа. Матрица. Всё дело-то в апгрейдах, приобретенных или врождённых расширениях сознания! И такому техническому совершенству нет предела!"

Что сказать на это? Да, инструмент, которым долго пользуешься, как бы становится гладким. Как ручка у молотка, поэтому пользоваться им становится удобнее, проще и эффективнее. Но также должно быть ясно, что из ВАЗа не построить КАМАЗа, к примеру. Поэтому совершенствование "лады" имеет свои уровневые пределы, чисто технические.

Надо также учесть, что человек не чистый механизм, но и не резина, которую можно растягивать. Льва из человека не слепишь, как и комара. Люди не уникальны. Тело не переделаешь. Именно поэтому Гурджиев говорил о телесных параметрах как о базовых параметрах человеческой сущности. Если взять аналогию с забегом на стайерскую дистанцию, то более молодой старец, получив "квалификацию просветленного", просто заступил на дистанцию в тот момент, когда первый уже прошел сто, скажем так, "юнит понимания"! Каким бы гениальным мастером он бы ни был, но первого ему не догнать именно в силу инерции базовых параметров человеческого тела. Поэтому в этой ситуации, при прочих равных условиях, время имеет значение.

Форма выражения, ее соответствие жизненному профайлу говорящего — показывает насколько она точно и глубоко отражает суть его бытия. Стиль подачи материала также выдает уровень понимания.

Один из ключей к пониманию взаимоотношений формы и содержания дает российский философ-культуролог Григорий Померанц, который как-то сказал: "Стиль полемики важнее предмета полемики — дьявол начинается с пены на губах ангела". Привожу по памяти. Но немаловажен и животрепещущий контекст, на фоне которого родилось, точнее вырвалось на свет это яркое и меткое высказывание. К этому жесткому и точному выводу Померанц пришел в ходе долгой дистанционной письменной полемики с писателем Александром Солженицыным, который тогда весьма удивил Григорий Соломоновича (тоже прошедшего лагеря) своей ярой нетерпимостью к инокультурному мнению. Сейчас оба уже в ином мире.

Отмечу, что Александр Исаевич — талантливый, дюже одаренный писатель. Но он явно не дотягивает, к примеру, до того же универсального, подлинно русского духа Льва Толстого, который порой в делах домашних хоть и проявлял крутой нрав, но в своем публичном творчестве был гораздо масштабнее и философски глубже. Ведь та же идея непротивления злу насилием не на пустом месте появилась, а после серьезного исследовательского погружения в философию восточных традиций (ислам, буддизм, индуизм) и тщательного переосмысления христианской традиции. Но Толстого нужно обязательно рассматривать в паре с Федором Достоевским (они органично дополняют друг друга). Оба дали русской литературе, а также всему миру две основные максимы-заповеди: один говорил о приоритете культа человечности в человеке, а другой восславил красоту и ее поиск как смысл жизни — красоту нравственности, поступков, прежде всего — и в жизни, и в творчестве.

Вот, начали про одних старцев и закончили другими, уже гораздо более близкими к нам по культурному коду.