Мой дядя был простым таджиком...

Мой дядя был простым таджиком–
не шоумен, а хлопкороб,
не обладал курортным шиком
доступных нам теперь европ,

как все окрестные дехкане,
сосал насвай, имел трёх жён,
намазил, клялся на коране,
кончал овна кривым ножом.

Он мне твердил о байском прошлом,
о коммунизме– я ему;
он заклинал едрёной вошью
КПСС, ЦК, МОСКВУ!..

басмач, ночами керосином
поил дабы не заржавел
в саду зарытую максиму,
был трижды ранен, не сидел...

Его нашли спустя полвека:
один чекист был с топором,
с носилками– два человека.
Покончив с ним, вкололи бром

мне, сионисту-пионеру,
со страху плакавшему как
гнилая барышня на нервах:
проспись и будь как все, дурак.

Его убили не по праву.
Я видел Ленина в гробу.
Остались три вдовы с оравой
бачат по-русски ни бум-бум.

Осиротев, мы окозлились
и в моджахеды подались,
затем вернулись не на милость
в кишлак сказать советам брысь.

Они умчались без оглядки
вполне по-нашему крича.
В пылу отмщенья как в припадке
мы свергли бюстик Ильича.

Пока бачата брали кассу
вожжой завмага спеленав,
я, выпускник шестого класса,
орал: "Проклятая страна!

Безбожная тюрьма народов!
Шайтан, пылать тебе в аду!..."–
и вспомнил вдруг, как год за годом
мы поливали клад в саду.

Мы скопом вырыли бочонок
червонцев белого царя–
полста калымов за девчонок
и пир горой. Таки не зря!