Мечта

«Утро то, как занялось и задалось … И ещё как! «Тепло и сыро!» – прав был в этих словах М.А. Горький в своем творении «Песня о Соколе». Ни добавить ни убавить … Самую соль сказал он о нас … земноводных!» – так начала размышлять* зелёная лягушка из рода земноводных из семейства настоящих лягушек.
*Здесь и далее перевод с лягушачьих мыслей автора.
Солнце вставало, роса серебрилась и радовала все смотревшие на эту красоту глаза, а испарения радовали влагой изумрудную кожу! Лягушка сидела в такой же, как она по цвету, траве и наслаждалась окружающей природой ... и мыслила … Мыслила и наслаждалась!
«Не утро – просто песня. Скоро обсохнут крылья у разных летунов … Вот будет и летучий или из летунов завтрак … хее … хее. Только рот бери да разевай. А пока комар носа даже не подточит … Да пока нет его комара того. Ничего подождём … Куда эти пискуны денутся! … Всё одно все мои будут … Полакомлюсь! А пока можно и вспомнить лирику и классику бессмертную, что про нас … и, как написано … Из рода в род передаём мы эти бессмертные слова человеческие … Один раз родня услышала и передала дальше … С тех пор сколько уже минуло родов … А всё живы слова!».

Забот кроме, как набить свое пустое пузцо вздымавшееся за бело-зелёной кожей, у неё не было. Икру она давно отметала, а новое, уже подросшее молодое потомство, жило своей развивающейся «полноземноводной» жизнью.
«Вот от родни осталось это, как завет в жизни … А от меня то, что останется? … Уж ли меня проглотит, а может аист или цапля склюёт, может и щука польстится … И, что потом, обо мне вспомниться … Головастики вырастут и забуду то, кто от кого пошёл … Надо бы мечту какую осуществить в будущее … А где её взять мечту эту? … Надо бы «намечтать!» … А вот о чём? … Ох не лягушачье это дело мечты мечтать да родне потом их оставлять … И всё же … Надо!»

Место, где обитала Зелёная, находилось возле пожарного пруда, выкопанного искусственно в деревне Доделкино. Вокруг водоёма и поодаль от него стояли избы, которые давно уже были в разряде дачного проживания. Деревенский люд сгинул, как во многих брошенных деревнях или переквалифицированных под дачное проживание. Вместо того люда, в образовавшиеся пустоты понаехал другой, образованный и интеллектуальный люд.
Дачное проживание и хозяйство при нём жило своей сезонной жизнью. Кто-то пел, кто-то молчал, кто-то, молча ногой качал, кто-то сочинял, кто-то читал, кто-то выпивал, кто-то закусывал … и много иных «кто-то действий». Одним словом, новые заселенцы делали то, кто во что горазд и, что лучше всего умел. С утра до ночи, а порой и позже из разных окон слышалось пение, как живое, так и транслируемое, разговор о сущем бытии, при этом не всегда культурный (лягушке этого было не понять какой из них приличный, а какой не очень). Настоящей очень нравилось когда слышались звуки от льющейся песне о соловье … сочинителя … эээ, как его бишь – Дельвига на пару с Алябьевым сделавшим! Так говорили потом, как женский голос закончит соловья имитировать, из окошка одной из изб.

В один из таких сеансов прослушивания полюбившейся ей песни, Зелёной в голову пришел ответ о своём наследии, направленным в будущее.
«Песня! Вот то, что надо оставить для будущих родов! Вот то, что сделает меня бессмертной, даже если меня съедят и переварят и … то, даже всматриваясь в то, что станет «этим переваренным», можно будет сказать – «Вот он сочинитель бессмертного!». Только песня сделает возможным гордиться и помнить меня … ну пусть если не всегда, то, по крайней мере, на вечный сезон, сколько головастики, а потом лягушки настоящие будут существовать!
Цель ясна, задача поставлена – надо браться за сочинительство слов и музыки песни, а потом уже и за репетиции её исполнения. Можно не сомневаться в том, что я смогу всё это осуществить. На то я и есть лягушка из семейства настоящих! А сейчас надо бы и полакомиться. На пустое пузцо ничего в голову не идёт, надо её задействовать по основному назначению, а уж потом для бессмертия!» – продолжились мечтания Зелёной.

И она начала ловить всё, что летело, проплывало, проходило, проползало, проскакало мимо, из существовавшего во всём разнообразии, окружающего её мира, и возможного съедобного или даже условно для неё. Набив до отказа образовавшиеся в животе за ночь пустоты, лягушка повернула свои мысли из внутреннего мира, к другому – миру будущего – к «вечному!».
«Как же мне вечное то познать, как ему этому вечному, вечное придумать?». Её не беспокоил такой ход своих мыслей и слов, построенных вслед за ними. У людей бы такое бы назвали тавтологией. А для лягушек, тем более настоящих, это то, как назвать – кваквалогия?
Но, тем не менее, или не более. Она думала именно так, как привыкла, и мысль её набирала силу. По мере переваривания комаров, мошек и прочих кровососущих, Настоящая в своём теле, а точнее в правой лапе, начала ощущать некий зуд. Ей захотелось этой лапой писать строки …
«Вот оно, как! Великий Тритон услышал, что я хочу! Ну что же начнём!» – пришлось мысленно напрячься лягушке.
И она начала творить песнь «О соловье!». Вот оно.

«Квааааа ква ква, квааааа ква ква, квааааа ква ква, квааааа ква ква …» и так далее до останова.
«Откуда пришли такие возвышенные и напыщенные строки, содержащие столько смысла … А какой скрытый подтекст! … А сколько всего героического и несказанного, но задуманного … Какая же красота присутствует в словах! Сколько же в высказанном высокопарном о корме, состоящем из мошек, мух, комариков … А, также, просто молчащих! Любой, кто услышит, тот сможет себе вообразить о сытости в этом благодатном мире … Его благосклонности к нам лягушкам … Как же прекрасен мой соловей, наевшийся всего… Как же он прекрасен и, как сладостно он поёт … А какие же мы прекрасные слушатели … И ещё … Необходимо отметить о стабильности политической ситуации в кустах … в болоте … в луже, лесу … Везде, где может родиться головастик из выметанной икры, и где ему есть все условия для выживания, и осуществления своей репродуктивной функции!
Это гениально! Жаль никто не видит и пока не слышит!».

«Откуда у лягушки, пусть и настоящей, такие способности?» – такой вопрос может задать любой пытливый ум, который задумается над лягушачьей жизнью. А ответ довольно простой. В одной из изб, расположенных вокруг пруда, жил некий пишущий талант – поэт и писатель в одном лице. Он давно зазывал в гости своего дружочка. Тот и приехал в Доделкино. В этот день они выпили вместе с поклонником, критиком и собутыльником его (тоже всё в одном лице). Как бы за столом, за выпивкой с закусью, сложилась формула «2+3». Нумерологию продолжать не будем в силу того, что литкружок напился на радостях и теперь мирно спал, тихо сопя на террасе при открытых окнах, где и проходила знаменательная встреча.
Прудовые комары почуяли легкую добычу. Коллективный разум, сформированный в рое комаров, спрятавших в сиреневом кусте, росшем возле пруда, принял решение – «В атаку!». Их не смущало то, что добыча будет не из совсем чистой крови. Наличие спиртовых компонентов не остановило рой, который с жадностью сел на открытые участки органов спящих тел и их пиршество началось.
Рой, насосавшись до сыта кровяным коктейлем, решил вернуться восвояси, то есть к пруду. Их полёт пролегал мимо того места где наслаждалась жизнью Зелёная. Да ещё и в аккурат к тому моменту, когда она выработала мысль о намерении позавтракать. Страждущая еды только открыла рот, как в него всей толпой влетели пьяные комары. Лягушачий рот захлопнулся … Дело для завтрака сделано … Вместе с кровью и алкоголем лягушка ещё получила писательские гены для полномасштабной литературной деятельности, которые по мере их переваривания стали выходить наружу.

Наступил следующий день в Доделкино. После отдыха у тихой водной глади в томной тени растений, в палящий зной, Настоящая затеяла писать музыку – «Самое время! А как? Если со словами куда ни шло, а всё-таки было сделано, так как разговоры ведутся часто и много, а вот с музыкой будут загвоздки … Ну, не умею! Тут уж без сторонней помощи никак!». Созданию выхода из такой ситуации совсем неожиданно помогли мухи.

Напротив пишущего дачника, прямо с противоположной стороны пруда, жил композитор доморощенный. На весь будущий летний сезон сочинитель привез с собой немного нужной аппаратуры и позволял себе помузицировать. А помимо этого он ещё был и побогаче литературщика. Кроме хлеба с солью, у него иногда на столе был сыр, колбаса и ещё что-то из рыбного. Работая над музыкальным циклом «Доделкинские сезоны», он проголодался.
Это очень привлекало деревенских мух. Они кружили над харчами в ожидании крошек и момента, когда музыкант отвлечётся на их полёты. Одни отвлекали едока, а другие хватали харчи, а потом было наоборот. Когда композитор отвлекался на летающих нудных мух то, в этот самый момент другие из засады набрасывались со всей своей жадностью на добычу и кому, что достанется, растаскивали это в мгновение ока. Добытые некоторые крошки, мелкие остатки еды, несли на себе следы оставленные ртом едока.
Композитор, наевшись и уставший отгонять мух, решил прилечь под сетчатый полог, а под ним недалёк был и сон.

Мухи, насытившись, потом улетели сразу все – от греха подальше, мало ли что в голову придёт тому жильцу, а то начнёт потом нотами колотить. Благо и лететь было не так далеко … к пожарному пруду.
Там они облюбовали поваленную ольху, и приземлились на ней. Удобно и не видно на фоне цвета коры ольхи, тех, кто засиделся на ней. Так им казалось.
Зелёная так не думала, она видела всё и всех, сама же затаившись в зелени травы. Не вставая с места, лягушка выпустила свой язык в надежде зацепить кого-то из роя мух, сидящих на ольхе. Мухи вовремя заметили засаду и взлетели, а лягушачий язык прошелся по засиженным мухами местам, собрав всё то, от чего они избавились, после переваривания крошек и иного съедобного. Промах был вызван нарушением координации от съеденных ею пьяных комаров. Но, со слизанным «этим» в лягушку попали гены композитора.
После того, как гены композитора всосались в тело, Настоящая приступила к сочинению музыки для уже готового текста. Учитывая то, что у неё есть от природы всего лишь два резонатора, и то, откуда ген был выделен, то и музыка у неё вышла соответствующая. Вот она, сыгранная резонаторами.

«Квааааа ква ква, квааааа ква ква, квааааа ква ква, квааааа ква ква …» и так далее до тех пор, пока не кончились слова песни.
«Это самая прекрасная музыка, какая могла быть придумана лягушачьим родом! Сколько лирики, грусти, любви и печали, радости бытия и экспрессии! Под эту музыку хорошо метать икру, оплодотворять её, растить головастиков! Как же хорошо ловить мошкару и мух … и прочих съедобных … А какое под неё пищеварение … Всё без остатка раствориться в пузце под эти звуки!
А как «квааааа» из слов совпадает с «квааааа» в музыке! Ну, полная гармония … Это под силу только гениям от «квакания», то есть мне – Настоящей!» – такие мысли обуревали приплюснутую голову с выпученными глазами. Зелёная осталась довольна результатам сочинительства, сложения слов с музыкой, и этого, совершённого ею шага, в вечное и бессмертное … По крайней мере до впадения в анабиоз.
Мечта лягушки сбылась на 2/3 от задуманного.

В Доделкине, являющимся, как бы местным культурным центром, день опять дали прекрасный. Зелёная почивала на лаврах, точнее на ряске с элодеей. Она разомлела до неприличности – гениальной лягушке теперь это можно позволить. Но её самую сладкую дрёму разбудили, всколыхнули, взбудоражили звуки, которые неслись с совершенно другой стороны пруда, а именно из-за её спины. Это было совершенно неприличные, с лягушачьей точки зрения, звукосочетания и слова, разлетавшиеся вдоль да поперёк, да по всей деревне.

То по-простому гуляли совсем не творческие дачники. Официального повода для этого действа никакого не было. Никто, ни к кому ни приехал, мухами они тоже были не атакованы. Хороший день с синим небом, Солнцем и безветрием послужило причиной к появлению мечты о том, чтобы собраться и … дальше всё, как у людей.
Конечно же, был накрыт стол на скорую руку заставленный тем, кто, что принёс. Были тосты, сдержанный смех и романтические взгляды. А потом души потребовали песен. К тому времени главный баянист был немного остолбеневший. Звуки выходили не совсем приличные и душам тостуемых не давали развернуться так, как им положено.
Исправить эту картину взялись двое крепких дачников. Теперь уже на баяне играли трое и одновременно. Главный – «коренник» – положил пальцы всех рук на клавиши и кнопки, а двое – «пристяжные» – с усердием истязали меха. Когда пошла «уж музыка не та» (навеял И.А. Крылов), все остальные застольники подхватились и стали откаблучивать под частушки – «Моя милка крышу крыла, И оттэда …», «Наше поле рядом с вашим, наше колосистее …», «Как на Киевском вокзале …», «По реке плывёт топор …» … И пошло и поехало. Баянисты раззадорились, а за ними вся остальная публика … в песнопении частушек возник импровизированный турнир … Чего уж там только не пелось … скажем так – приличного для ушей точно уже не было.
Вот такую картину услышала Зелёная. А про себя она подумала – «Не соловьи, однозначно … И гуляют не так, как в болотах … тем более не так, как в нашем пруду … Ну их!». Как бы плюнув в сторону гуляющих, она прыгнула в воду и залегла на дно. Но, долгое лежание на дне было не для неё. Гений должен творить гениальное. Не за тем он гений, чтоб среди пиявок в илу прозябать. Нужда творчества выгнала её на поверхность пруда, а за тем она выпрыгнула и на землю.

Вокруг Доделкино была уже опустившаяся ночь. Стояла тишина, разрываемая цикадами, в ярком лунном свете. Даже ночь в деревню дали душевную. Ну, как тут не спеть. Только она надула резонаторы, чтобы «пленять своим искусством свет» (опять же навеял И.А. Крылов), как из сирени, где прятался рой комаров, раздалась песнь соловья!
Он щелкал, свистел, цокал, молчал … на все лады. Каких только звуков он не выдавал в пространство … Таковые трудно было придумать! Зелёная сначала заслушалась певца прекрасных трелей, при этом тихо сдула резонаторы.
«А чего это я стесняюсь? … Я же готовилась! … Правда без репетиции, ну и ладно … Экспромт всегда хорош! Запою!» – заметались мысли в плоской голове.
И она запела уже знакомую нам песню «О соловье» – «Квааааа ква ква, квааааа ква ква, квааааа ква ква, квааааа ква ква …».

Соловей пел свое, лягушка свое. Они при этом не слышали друг друга. Правда, им этого и не надо было. Соловей не думал подманить к себе лягушку, чтобы подарить ей свою любовь. А лягушка дополняла до целого (помните, что всего 2/3 было) и полного осуществления свою мечту.

Доделкино, как культурный центр, оказалось благословенным местом, в котором приходят туда, куда надо, мечты и происходит где надо, их реализация.
Одни напились, другие наелись, третьи напелись. И лишь один соловей за одну ночь не дождался своей зазывной любви … Но он и пел всего лишь одну ночь … И не плясал нисколько. У него всё было впереди!

Дай Бог каждому, такое Доделкино.

А. Коро, январь, 2022 г.