Александр Акимов - Хаги-Ваги 7-8

Публикуется с разрешения по первоисточнику http://stihi.ru/avtor/aleks50
в обработке авторов Александр Вишерский

Хаги-Ваги часть 7

Присягу на верность Родине,
В жизни - раз принимают,
Независимо от того, -
Куда политветра задувают,
К тому ж в те года
В стране политический был штиль,
И казалось, так будет всегда,
Перемен не сулила быль...

Принимая в молодости Присягу,
На 25 лет принимаешь обязанности
В горести, без особых радостей,
Преданно-верно служить до старости;
Жить - судьбой,
Во многом схожей
С долею крепостной.

Всё! Больше жизни своей - не хозяин,
Редко когда в ней праздник бывает,
Каждый твой день - суровые серые будни
И представить трудно,
Что четверть века всё так и будет.
Но страшны-ужасны
Только первые и последние секунды жизни,
Все остальные - прекрасны,
Если посвящены – Отчизне!

Текст для присягающего юнца -               
Трудно ещё постигаем,
Это – потом, повзрослев, осознаем,
Всю суровость и тяжесть
Каждой буквы её и Закона,
Особенное если букву ту – нарушаем.
«Стойко сносить все тяготы
И лишения воинской службы» -
С ставя под этим свои закорючки,
Не вполне понимаем,
Какие за это же будут вздрючки
От судьбы, например,
Познавая основы солдатской дружбы,
Где старый «дед», пьяный в дым,
Поиздеваться может, как хочет,
Над молодым,
А младший отделённый командир,
По Уставу воспитатель-заступник,
Рядом стоит, и хохочет
Де факто, он - тоже преступник!

Я с командирами, всех степеней,
Жил я, как собака - с кошкой,
(Нарушал дисциплину совсем немножко),
И особенно не любил,
Когда несправедливо наказывался,
Случалось, в ответ не только грубил,
Но - и бил,
Только чаще всего -
Сам в дураках и оказывался!

ЗамкомвзводА - отделённые,
Требования не сами выдумывали,
Люди то и они - подневольные,
Но средь них были и падлы отъявленные,
С разумом, чем то явно отравленным…

На младшие командные должности
В военных училищах,
Принято - пришедших из армии,
Сержантов и солдат назначать,
Чего некоторые из них не хотят,
Как например, мой сосед -
Ваня Бродкин,
Поступивший к нам с флота,
Прямо - с атомной подводной лодки!

Поздняя осень,
В новой казарме –
Сданной стройбатом,
Как водится, - наспех,
Плюс восемь.
Но под нательной рубашкой,
Всегда носил я тельняшку, 
(Несмотря на строгий запрет), -
Наряды вне очереди получал за неё,
Но, сняв, - сразу б попал в лазарет.
Пытались меня за неё отлупить,
И наряды вне очереди – не помогали,
А когда осознали, что этого "морячка",
Ничем и никак не сломить,
То все, наконец-то, отстали!
Окромя одного, и тот идиот,
Был наш замкомвзвод…

Может, в приватной беседе,
Где то в углу за беседкой,
Я б доказал сержанту Бездедке
Всю его неправоту,
Но - тут, перед строем,
Дело – другое,
И я не придумал лучшего, как сказать:
«Засунь, товарищ сержант,
Свой, вне очереди, наряд,
В задницу!»
И о каком понимании
Можно было тут говорить?
Он готов был меня убить,
Растоптать, на губе сгноить,
Продолжал молча стоять, кулаки сжимать,
И сверлить меня своими глазами
Пустыми и оловянными!

Нарядов и месяцев неувольнений,
Наловил я от него, как сука – блох,
И дела шли из рук вон плохо!
Такое издевательство
Могло продолжаться до бесконечности,
И четыре года показались вечностью,
Но однажды с каптёром
Они всё же попались как воры
И с него публично - при всех -
Погоны сорвали,
Дослуживать полгода  в войска услали…

Хаги-Ваги часть 8

Дедовщины, в курсантской среде,
Как таковой, - нет!
Разные возраста
По-курсно, по-батальонно,
Разведены по разным казармам,
Общение-землячество не возбранялось,
Но и не поощрялось,
Все же иногда пути пересекались,
Например - в столовой,
В которую водили нас строем.
Сталкиваются две встречных колонны
Первого и четвертого курсов,
Как говорится, - лбами!
На землю летят наши и их шапки,
Колонны перемешиваются,
Но нет никакой схватки,
Собираются быстро, и в миг удаляются,
Но на многих из них,
Наши новые шапки,
А нам - достаются те,
Что на земле валяются…

Взводные командиры наши – в ярости,
Скандал - в каптёрке,
И вечером нам старшина тащит в ведёрке,
На донышке хлорки,
Чтобы наносили мы ей наши фамилии,
На все предметы обмундирования,
Нами носимые!

Было то утро обычное вроде бы,
С вечера длился наряд по корпусу,
Был я - дневальный, слава богу, не сонный,
Так как только позавтракал в столовой,
Снял шинель и стоял рспоясанный…

Сменщик по дежурству - Коля «Скорцени» -
Ушёл досыпать после ночных бдений,
(Ему полагались - четыре часа сновидений,
Счастливый мой друг!),
Когда у крыльца - кавалькада машин,
Остановилась вдруг! 
У меня, от генеральских лампасов и кителей
Моментально глаза выкатило,
А стоявшего у стендов
С расписаниями капитана
Мелкою дрожью затрясло прямо…
А кроме меня, да часового у знамени,
В вестибюле - больше никого не было!
И - кому докладывать-рапортовать то, - Маршалу?
Ну - не капитану же, тому, - очковавшему!...

Я подал команду "Смирно!"
Так громко и сильно,
Что - у самого, в ушах зазвенело,
Рубанул  строевым, навстречу смело!
Но ремень-то, не затянул, после шинели,
И штык-ножа, съехавшего к яйцам,
При каждом шаге удары летели,
Но не до этого мне было:
За три метра до маршала остановился
И бойко отрапортовал:
"Товарищ Маршал!
Командный состав училища 
Находится – в актовом зале!
Докладывает дневальный курсант Акимов!"

Затем - шаг в сторону как научали,
Принялся его жрать глазами,
Он протянул к моему животу руку,
Я подумал - для рукопожатия, оказалось,
Что его - бляха заинтересовала,
И начал он ту бляху …накручивать!
Завернул целых три раза -
Это три наряда вне очереди означало…

В это время я краем глаза заметил,
Как пара генералов из свиты этой
Метнулась к тому капитану несчастному,
ФИО записывать, пытать-выспрашивать…
Ну а мне тогда Маршал сказал:
"Ведите же нас в свой актовый зал"
И впереди того строя лампас,
По лестничным маршам – я вверх зашагал…

За то, что нарушил Устав,
И не доложил как старший, в последствии
Тот капитан получил - предупреждение
О неполном служебном соответствии,
А на меня смотрели - так,
Будто у меня тогда был день рождения!

Все мы, обитатели «Хаги – Ваги»
В том году отмечали юбилей «шараги»,
Двадцатипятилетний, а немногим ранее,
Творческий коллектив харьковского завода,
Поднял танкистам настроение, -
Подарив новую боевую тачанку –
«Шестьдесятчетвёрку-харьковчанку» -
Прорыв в мировом танкостроении!

Конструкторов этого чудо-танка,
Который испытывали мы были де-факто,
Наградили Ленинской премией:
По скорости, мощи огня и маневренности,
Превосходила все образцы современности!
Система управления была легче
И проще, чем "Жигулями" всеми,
Которых, правда, не было еще в то время.
Того супер крутого танка,
Я - совсем не боялся,
И, оказалось, что совершенно напрасно.

Один наш выпускник - тоже не опасался,
И при задержке в стрельбе -
С головою за ограждение пушки забрался…
Выстрел оказался затяжным,
Как на грех,
И голова, что на линии отката была,
Раскололась - как грецкий орех,
Когда рассеялся дым –
В нашей памяти однокашников,
Он так и остался - навек молодым…

Разработчики проекта думали
Уже не о награждении,
Вскоре появился новый
Блокиратор пушки на ограждении,
А безграничной веры моей
В непогрешимости конструкторов идей
Становилось - всё менее…

Так,  постепенно, мы понимали,
Почему с таким большим резервом,
Нас в то лето набрали…
Но, настоящей причины того "перебора",
Мы тогда ещё, конечно, не знали…

В шестьдесят девятом ГлавКом,
Отдал приказ о том,
Чтобы престиж службы стал выше, -
И училище в тот год стало высшим.
Как тёрли наши худые шеи цыплячьи,
Воротники парадных кителей, стоячие!

Но долго нам мучиться в них не пришлось -
Армия меняла форму одежды,
И с нею, - на новую, лучшую жизнь,
В наших, первокурсных душах,
Зарождались надежды.
Тот год, юбилейный - во всех отношениях,
Много нового сулил и нам -
Зелёным первогодкам курсантам…

Ох, и холодно на дворе в декабре
На продуваемой Холодной горе!
Отмечали мы Новый Год
С Юркой "земелей" из Крыма,
Нас тогда трое всего поступило,
В каком-то подъезде.
Из горла ледяным зельем неосторожно,
Зажевав печеньем «Дорожным»
И просроченным кексом творожным, -
Не заботясь о простуженном горле
И печени давно не тревоженной;
Без особой надежды на хороший исход,
Не подозревая что навеки "Райские кущи"
Покинем мы в наступающий год…

Лыжные кроссы - я в ту зиму не бегал,
Под благовидным предлогом,
Что не было, мол, в Крыму снега,
И лыжи, до этого, видел давно.
Мне бы  вот - в санки  с горки,
Самой крутой, сейчас,
Cделал бы только так всех вас!
И нужно ли о том здесь говорить,
Что с детства меня можно было и не кормить,
А - дать пострелять, или поводить,
Будто с рожденья рос не в кроватке,
Люльке-пеленке-коляски у мамки
А - в БэТэ эРе или лёгком танке…

Пацану, выросшему в военной семье,
Адаптироваться легче к военной среде,
И в званиях-должностях
И воинских отношениях
Сложных тех, разбираться.
По вождению и стрельбе,
Я одним из лучших считался,
Чего не скажешь о беготне -
Этот навык не прививался.
Командир нашей 11-й курсантской роты,
Капитан Богатырёв, (по кличке Мишка-Япончик),
Собрал всех нас, ротных проблемных " кроссменов",
Перед очередной проверкой на инструктаж.
Закончил он так свой наказ:
"Все – как один, – на кросс, -
Какой бы ни был мороз!
Не можешь бежать, – ползи, 
Но - всё равно, – вези!"…

Частенько брали меня на "буксир"
При проверках на кроссах, 
Витька Воротников и отделения командир.
Зато на огневых директриссах - стрельбах
Витьку-суворовца - я выручал,
И даже в самом конце, на ГОСах…
Добрым, вспоминаю словцом
Своих друзей я – суворовцев:
В нашей роте их было немало.
С детства в суровых они рукавицах,
Многие не помнили - ни отца, ни - мать,
И пели они свои грустные песни,
Про то, как государство их воспитало,
А строгие дяди в погонах,
"Учили науке как - людей убивать"…