Летний сад

Мы не сумели оплакать живых,   
а мёртвым – не всё ль равно?
Но стон Пискарёвки еще не затих
в нежных липах Летнего сада.
Пока твой последний час не пробьёт,
на тёмное канув дно, –
сердце рваным осколком скребёт
по кровавому льду Ленинграда. 

Они нас хотели загнать туда,
где жизни милее – ад,
где щебнем – хлеб, смолою – вода,
где брат пожирает брата.   
Но полыхнули им в ответ
в солдатском ватнике Летний сад
и негасимый пушкинский свет
белых ночей Ленинграда.

Деточка Валя, тётка моя,
с предсмертной слезой на щеке,
чёрная Ладожская колея –
над погибелью эстакада,
и блокадный мент – мой дед Ларион,
полутруп с наганом в руке,
я слышу и ныне ваш хриплый стон –
презрительный стон Ленинграда.

Нет, никогда, ни за что, никому
этих не смять святынь!
Отчей ладонью ко лбу моему –
Дудинская баллада.
Память-ледышку в пальцах сожму,
выпущу птицей в синь –
певчей душою юных богинь
бессмертного Летнего сада.
2009