Старые волки Часть 2

На утро дня, что поздно зарождался
они приехали в уездный город тот,
где их отряд военный дожидался.
Чтоб с ними вместе выступить в поход.

“Дают солдат в отряд нам сколько надо,
в походе с ними будем мы вдвоем.
Солдатам всем обещана награда,
получат сразу, только тварь убьем.

Я в подчинении, Вы главный на охоте.
Вы нам прикажете мы будем исполнять.
Прошу привлечь меня к сыскной работе,
и помощь статского советника принять”,

- сказал советник, у казарм остановившись.
И лошадей отдал вести на коновязь,
коней армейских целый ряд пленившей.
Они осенний плац топтали в грязь.

“Давайте граф, командуйте отрядом.
Ждем указаний чтоб начать поход.
 Готовы с Вами быть всегда мы рядом,
лишь объясните принципы своих мето;д”.

Граф посмотрел на плацную площадку,
где конный взвод на вольную стоял.
В грязи стояли, но смотрелись гладко.
На них взглянул, затем вдруг приказал:

“Солдат две дюжины, нам более не надо.
И тех разделим по засадам и постам.
Собрать их всех сейчас одним отрядом,
пусть выступают. Мы же по пятам.

Нам не нужна молва. Поедем мы раздельно.
Вооружите их и малым, и большим.
Калибр оружия определить предельно.
Возьмите больше. Я займусь своим.

С собой им дать и керосин, и порох.
В закрытых флягах под печатью сургучом.
И чтоб без запаха - проверить лично в сборах.
Он повредит нам, когда в бой пойдем.

Всех отобрать по силе и здоровью.
Собрать всех лучших, а из них опять.
И предпочтение - крестьянскому сословью,
его учтите, как начнете отбирать.

Наш экипаж запрячь в четверку мощных
и самых резвых местных лошадей.
Возницу с опытом и с один помощник.
И больше нам не надобно людей.

Вооружить возницу всем коротким,
По два ствола. Помощнику ружье.
Пока вот так, а далее посмотрим.
Все Вам сказал, ну а теперь мое.

Свое оружие я собираю лично,
по тем местам, что выбираю сам.
Как выбор сделать, знаю я отлично.
Могу помочь и выбор сделать Вам.

Еще одно осталось сделать дело,
найти мне нужно человека одного.
И после этого готов я ехать смело,
как мне получится с собою взять его”.

“Мой добрый граф опережу приличья,
давно я понял речь идет о ком.
Ваш давний друг сейчас в другом обличьи,
по долгу службы моей, знаю обо всем.

Живет на острове уже давно монахом
и к местной кузнеце как знаю прикреплен.
Он все мирское свое враз отринул прахом,
уж лет за десять как мирское бросил он”.

“Ну вот теперь мне все совсем понятно,
Туда поеду я и с ним поговорю.
И хоть для встречи сейчас повод неприятный,
быть может я его с собой уговорю”.

“Езжайте граф, а мы закончим сборы.
У Вас получится, сомнений в этом нет.
Я упростил немного Ваши уговоры,
сходив заранее в высокий кабинет”.

Озерным берегом к монастырю помчался,
вторую лошадь взял гадая наперед.
Он так уверенно в мир старый возвращался,
назад не глядя, а смотря вперед.

Подъехал к храму, про себя подумал:
“Лишь старый друг окажет помощь нам.
О встрече с ним уже давно я думал,
за эту встречу я судьбе воздам”.

Своих деяний понимал значение.
У коновязи встал и осмотрел кругом.
Искал кому вручить коней на попеченье,
чтоб в монастырь войти уже пешком.

Сновал народ по площади у храма,
чтоб в здешней святости надежду обрести.
И хоть у каждого своя игралась драма,
прошли немало, чтоб сюда дойти.

Средь страждущих он сразу заприметил,
кто лошадям присмотром может стать.
Парнишки бойкого калечность он отметил,
решив, что лучшего присмотра не сыскать.

Тот торговал иконками у входа,
и как на ярмарке хвалил святой товар.
Чем привлекал к себе внимание народа,
и очень бойко те иконки продавал.

“Эй, добрый парень. Вижу дело знаешь.
Приехал к братьям я, возьми-ка лошадей.
Раз ты в торговом деле храму помогаешь,
благое дело будет в помощи твоей”.

Тот подскочил с недюжинной сноровкой,
в ходьбе своей прихрамывал слегка.
Поводья разложил привычкой ловкой,
с обидой бросил взгляд на седока:

“Я здесь послушник уже, вовсе я не парень,
определен сюда иконы продавать.
Святые лики отдаю за деньги, барин.
В монахи выйду буду сам писать.

А что торгую громко, так оно не грешно.
Мне брат Кондратий их велел продать.
Мое деяние сейчас вполне успешно
и будет братьям что потом отдать.

За лошадьми твоими я пригляд устрою,
за долю малую, кой сможешь одарить.
Пока ты ходишь, я их тут пристрою.
Ходи сколь хошь, мне некуда спешить”.

“Скажи-ка мне послушник - добрый малый,
ты брата Федора не знаешь где найти?
Подскажешь, так добавлю к доле малой,
той самой, что ты хочешь обрести”.

“Ну как не знать”, - послушник улыбнулся,
- “на кузне знамо, он всегда при ней.
Ты там бы с ним никак не разминулся”.
“На том спасибо. Охраняй коней”.

Затем и спешился, направился к воротам.
Прямо над ними он икону лицезрел.
Душой, привыкшей к непонятным поворотам,
он в ней надежду и спокойствие узрел.

И пока шел, с иконы не сводил взгляда.
Прямо под ней у входа молча встал.
Вдруг по велению духовного обряда,
склонил колено и молитву прошептал:

“Мать богородица мне помоги в деяниях,
пречистой святостью ты озари мой путь.
Его готов пройти в души страданиях,
не дай до смерти мне с него свернуть.

В своем призвании не убоюсь не струшу,
коль защитишь молитвою своей.
Святой надеждою ты одари мне душу,
в моем сражении во здравие людей.”

Перекрестился трижды и продолжил
свою дорогу за стеной монастыря.
“Часть жизни в уединении я прожил,
и будем думать, что прожил не зря”.

Нашел он кузницу по запаху и звукам,
монах спиной стоял и отбивал металл.
Он подошел сокрыт металла стуком,
встал позади и громко прокричал:

“Ну как ты Федор жил все эти годы?”
В возникшей тишине огонь шумел.
“В стенах обители ты не познал невзгоды?”
Монах, вдруг обернувшись, побледнел.

Улыбкой ласковой отраду не скрывая,
оцепенение его прервалось вдруг.
Он гостя обнял, к себе крепко прижимая.
И тихо молвил: “Здравствуй милый друг”.

“Вот это да, граф, ты ко мне приехал.
И как ты только путь сюда нашел?
Ведь ты не знал куда я переехал.
Прошло ведь лет пятнадцать, как ушел?

Я очень рад такой нежданной встрече,
гадать не думал, что тебя увижу вновь.
Приезд незваный твой, для нас опять предтеча
мирских деяний, где прольется кровь?

Уж извини за прямоту моих вопросов.
Простить мне можно, даром божий человек.
Ведь уплатил уже я долю страшных взносов.
Такой уплаты не забудешь и вовек”.

“Ты угадал мой друг. Затем сюда я прибыл,
что бы позвать тебя оставить здешний быт.
Ведь сам надолго я из жизни общей выбыл,
решил на службе послужить, чей смысл скрыт”.

Монах взял молот и продолжил ковку,
рукой лишь гостю на скамейку указал.
Тянулась пауза в словах уже неловко,
он помолчал еще немного и сказал:

“Я здесь прижился, я давно при кузне,
Господь наставил и оставил жить.
Своих страстей я уж давно не узник,
решил до гроба я здесь Господу служить.

Когда-то мы с тобой хватили лиха.
Тогда увидел я твою печаль и боль.
И жизнь свою решил закончить тихо.
И ты меня обратно не неволь.

Зло существует, это мы познали.
Бороться с ним теперь мирской удел.
Своей молитвою мы Господу воззвали,
и терпим все, как сам Господь терпел.

Кую потребное, то, чем мы хлеб насущный
свой добываем сквозь нужду и труд.
И каждый здесь свой личный крест несущий,
живет молитвою и остается тут”.

Монах ковал и рассуждал степенно,
бросал слова и молот опускал.
Грел заготовку в горне постепенно,
затем ковал и в воду отпускал.

Свою работу исполнял он поэтапно,
металл поплыл и поменялся на глазах.
А гость взволнованно вскочил внезапно,
и это чувствовалось в сказанных словах:

“А если я скажу, что возродился
тот страшный зверь, что мы с тобой сожгли?
И крови свежей вновь поток пролился.
Сумеем снова? Ведь тогда смогли”.

В сердцах монах отбросил молот в землю:
“Да быть не может. Ты-ж его убил.
На самом деле, дьявол здесь не дремлет,
уж коли зло так быстро возродил.

Что хочешь граф? Я ведь теперь невольный.
Я взял обет, и я несу свой крест.
Уж много лет я без Господней воли,
не выхожу за стену даж ее окрест.

Ты думаешь, что я забыл те реки крови,
 что мы с тобою видели вдвоем.
Мирские помыслы в себе никак не скрою,
в грехах мирских все к Господу придем”.

Его прервал послушник прибежавший:
“Брат Федор я прошу пойти со мной.
Отец игумен за тобой меня пославший,
велел немедля привести тебя с собой”.

Вздохнул монах и грязный фартук сбросил:
“Тут видно барин без тебя не обошлось.
Предполагаю я, что он сейчас попросит.
Как бы с тобой поехать не пришлось”.

Ушел монах, а гость сидеть остался,
смотрел в угли и думал о своем.
Прошло недолго и брат Федор показался,
имел смущенный вид, сказавший обо всем:

“Тебе спасибо, губернатору и дружбе,
какую он с игуменом ведет.
Теперь мы вместе на секретной службе.
Куда вот только путь сей приведет?

Благословил меня на подвиги благие,
тебе помочь велел и слушаться во всем.
И даже радостны мне действия такие,
даст бог отыщем зверя и опять убьем.

Тут ждать не надо, мои сборы быстры.
Мне обмотаться только, ну и вот он я.
Уход нам, как я вижу, нужен быстрый,
раз так решила монастырская семья.

Широким поясом перепоясал рясу
и топоры чудные за него заткнул.
Имели вид, так непривычный глазу.
- “Ну я готов. Ты ждать не преминул”.

Был обух маленьким, а лезвие округлым.
Хватало ручки лишь за поясом заткнуть.
“Сдается мне поход наш будет трудным”,
- монах добавил: - “Выдвигаем в путь”.

Они пошли, покинув двор церковный
за стену вышли, обойдя извне.
Потом свершили свой обряд условный,
перекрестившись у иконы на стене.

Гость снова начал разговор по делу:
“Погибло уже множество людей.
Теперь все поняли, что жертвам нет предела.
Солдат дают нам, экипаж и лошадей”.

“Насчет оружия придется постараться, -
на топоры рукой монаху указал, -
казенному не верю. Будем драться
своим оружием. Я им уже сказал”.

Погладил Федор топоры руками:
- “Ружейный выбор, барин - твоя стать,
А мой удел - сражение с грехами.
Про них скажу лишь - их удел летать.

Их отковал в пору своих сомнений,
когда во мне еще кипела кровь.
Ты удалился, я искал знамений,
вдруг злу ответить мне придется вновь.

Теперь сгодятся. Я познал науку
как их метать. Приходит изнутри.
Березку видишь толщиною с руку?
Ты цель запомнил? Ну теперь смотри”.

Взмахнул рукой в своем движеньи быстром,
и даже глаз с трудом сумел его поймать.
Топор блеснул на солнце словно выстрел,
вонзился в ствол и умудрился вдоль сломать.

И гость увидел, как он вдруг распался:
“Да, убедительно. Ну что тут возразишь”.
Крик за спиной у них тотчас раздался:
“Брат Федор что-же,  что-же ты творишь!”

Они мгновенно оба обернулись.
к ним семенил совсем седой уже монах:
“Вы что-же ироды вдвоем уже рехнулись?”,
- кричал он издали, сбиваясь впопыхах.

“Отец Кондратий. Надо мной начальник,
- брат Федор вдруг до шепота сошел,
- ремеслам нашим здесь родоначальник,
Из кузни выгнать хочет. Вот пришел”.

“Такое дерево сгубили супостаты.
Вы их сажали чтобы так рубить?
А ты брат Федор вообще с какой здесь стати?
Тебе при кузнеце уставом должно быть.

Отец игумен вот сейчас о том узнает,
что ты устав забыл и мыслишь о мирском.
Твои бесовские повадки обуздает,
за стену вылетишь и поползешь ползком”.

“Отец Кондратий не тревожи душу,
- брат Федор, улыбаясь прокричал,
- не знал я, что сегодня строй нарушу.
Сам настоятель в путь благословлял.

Благословил оружие мое и глаз, и руку.
Велел со злом бороться до его конца.
Переживи ты как-нибудь со мной разлуку,
и поминай в молитве без конца”.

Старик совсем опешил и махнул рукою,
заковылял на палку опираясь, восвоясь.
“Вот ведь он вечно не найдет покою,
ну и гоняет нас на труд благословясь”.

Брат Федор снова улыбнулся добро:
“Монах хороший, им нелегкий пройден путь.
Вот только слышит плохо. Это неудобно.
Уж накричишься, чтобы понял хоть чуть-чуть”.

Гость взял коней у доброго парнишки,
с ним расплатился и пустил долой.
Взял под уздцы и ними возвратился:
“Ну что мой друг поехали со мной?

Твое умение - хорошая примета.
Ты говоришь топор. Ну хорошо - топор.
Но все же ты возьми еще вот это.
Сгодится в случае, коль подойдет в упор”.

Достал из сумки и подал монаху странный,
по виду неказистый револьвер:
“Ты вот подумаешь, что вариант карманный,
на самом деле мощности пример.

Пусть неказист, зато стреляет сразу,
при ближней схватке он незаменим.
В нем пять стволов и все стреляют разом.
Когда прижмет, не пропадешь ты с ним”.

“Послушай граф, сейчас я брать не буду
твое оружие. Пусть будет при тебе.
Пока своим простым в сражении пребуду,
топор уступит мало в боевой стрельбе.

Я человек духовный ты же понял,
оружий грех - то больше не по мне.
Ведь верой праведной обет свой узаконил,
мне нарушать его, так знать гореть в огне”.

Вот наконец покинули обитель,
быт монастырский их в дорогу отпустил.
Седой старик как одинокий зритель,
смотрел на них и в даль перекрестил.

В уездном городе куда они вернулись,
у канцелярии их экипаж стоял.
С отрядом конным видно разминулись,
приказу следуя он раньше ускакал.

Сидел возница пожилой как по заявке,
четверкой правил, запряженной в экипаж.
“Пройду пешком. Доедете до лавки,
там заберете и меня и мой багаж.”

Терзались лошади дорожною тревогой,
храпели громко и кусали удила.
“Ты Федор все проверь перед дорогой,
я отойду. Здесь есть еще дела”.

По площади пройдя, услышал звуки.
Фальшивя скрипка напевала там мотив.
Какой родил в душе воспоминаний муки,
цепочку призраков из прошлого явив.

Седой старик нехитрым инструментом,
в кабак распивочный всех лихо приглашал.
Был поражен на миг неловкостью момента,
откинул прошлое и дальше зашагал.

Все тише от него играла скрипка,
когда он к лавке “Оружейникъ” подошел.
В губах мелькнула мимолетная улыбка:
“Видать по адресу”, - подумал и вошел.

Витрины скромные стволы запечатлели
у ружей простеньких и дорогих мастей.
Глаза привычные мгновенно усмотрели,
ряд револьверов и размер больших ножей.

Хозяина внутри не оказалось,
его глазами он пытался отыскать.
Но в тишине витрин тотчас раздалось:
“Сейчас иду. Извольте подождать”.

Хозяин вышел из чулана за прилавком,
поднос с коробками патронными держал.
“Что Вам угодно?”, - начал фразой гладкой,
пока взгляд старческий на гостя не упал.

Да так и замер, его встретив взглядом.
Разжались руки выпуская груз.
Упал поднос с его ногами рядом,
он не заметил даже, собственный конфуз.

“Как же хотел я снова Вас увидеть,
в слова не верил злой людской молвы.
Такую встречу я не мог предвидеть”.
И громко вскрикнул: “Барин это Вы!”

Нагнулся гость, поднял поднос злосчастный.
Собрал коробки, положил на стол.
Стоял недвижимым старик несчастный,
гость подошел к нему и начал разговор:

“Да, добрый друг мой, я опять вернулся,
Видать таким был мой всегда удел.
Как погляжу я, здесь ты развернулся.
Не смог забыть ружейных славных дел”.

Он усмехнулся снова доброю улыбкой:
“Ты молодец – достиг мечту свою.
Поставил дело на науке зыбкой,
той самой что постигли мы в бою.

Ведь без оружия наш мир не обойдется,
к нему прибегну я и так тому и быть.
Ну, это к лучшему, ведь мне опять придётся
схватиться с тем, о ком хотел забыть.

Так окажи мне старой своей службой
еще услугу. Видно в крайний раз.
Коль дорожишь ты нашей прежней дружбой,
сейчас исполни мой охотничий заказ”.

Старик взволнованно в испуге отшатнулся:
“Неужто барин вновь пришла беда?
Неужто зверь опять из тьмы вернулся?”
Гость бросил коротко: “Я думаю, что да”.

“Что помощнее есть, стволами покороче?
Уж ты показывай, мне много предстоит.
Лесная длань под взглядом темной ночи,
все расстояния мне сразу сократит.

Еще одно - для дальнего отстрела.
Как случай будет, должен быть готов.
Уж коли выйдет зверь из своего предела,
Ответ мой должен быть мгновенен и суров”.

Засеменил старик, исчез за занавеской.
Гремел ключами долго, что-то говорил.
Шагая медленно, вернулся с ношей веской.
“Вот и они. Как будто Вам хранил”.

Снял покрывало и раскрыл коробки.
В потертом бархате лежали два ружья.
Был благороден блеск стволов коротких,
в окладе темного приклада и цевья.

А шестигранный ствол ружья второго,
изящен был, но также и велик.
Обманчив вид изящества такого,
и вид у смерти также многолик.

“Французских мастеров сии творенья.
Вот этим длинным можно вдаль стрелять.
Когда же грянет случай для спасенья,
вот с этим можно в ближней схватке встать”.

“Металл отменный, к передрягам стойкий”, -
скользнула гордость в смысле этих фраз.
Сомкнул стволы и положил на стойку:
“Все что хотите барин. Лучшее для Вас”.

Погладил ласково стволы рукой дрожащей
у ружей, на столе лежащих в ряд.
Протер их тряпочкой с заботой надлежащей,
задумался и затуманил взгляд:

“А нынче мне графинюшка приснилась
Еще подумал я - к чему бы этот сон?
Позвала ласково, затем и удалилась.
А я радешенек, что мне приснился он”.

Застыл недвижимо и руки опустились,
вложил во фразу он и нежность, и любовь.
И слезы первые из глаз его скатились,
когда он к гостю обратился вновь:

“Служить ей для меня было отрадой.
И вам служить я мог-бы до конца.
Сокрыло кладбище всех за своей оградой.
Забрало всех, оставив лишь вдовца.

И Вы тогда внезапно удалились
Забросив свет и отославши нас.
Ох, как-же долго эти годы длились.
И как я рад увидеть вас сейчас”.

И вдруг заплакал слезы утирая.
Держа платок, тряслась его рука.
Гость подошел к нему, прилавок огибая.
Прижал к себе и обнял старика.

“Ну, полно друг мой, полно. Мы не будем
их вспоминать. Они и так со мной.
Ведь мы с тобой погибших не забудем,
так не нарушим их святой покой”.

Притих старик в его объятьях крепких,
уткнулся в плащ и плакать перестал.
Не отпуская лацканы из пальцев цепких,
лишь взор поднял и тихо прошептал:

“Но как-же так? Ведь Вы его убили.
Я видел сам как он тогда сгорел.
В смертельной схватке зверя победили,
Ваш это был отмщения удел”.

Гость отпустил его и отступил обратно,
прощанья нового момент уже пришел.
Убрал оружие по сумкам аккуратно,
собрал патроны к ним и к выходу пошел.

“Я сам не видел, что там приключилось.
Но представляю я, с чем встреча предстоит.
Сдается мне - все снова повторилось.
Мне страшной мыслью этой душу холодит.

Как то ни было бы, теперь не успокоюсь,
пройду по следу и врага найду.
Даст бог, я там навек не упокоюсь.
Ну мне пора в дорогу. Я пойду”.

“Пусть, с Вами бог, - старик крестил рукою,
пребудет в этой схватке навсегда.
Раз наделил он Вас такою вот судьбою,
знать Вам поможет одолеть врага”.

Остановил у выхода он гостя вновь словами,
когда тот дверь уже открыл пойти долой:
“Скажите барин, что-же Федор с Вами?”
- “Да, добрый друг мой. Он опять со мной”.
***
продолжение следует …