Геннадий Чистяков

ГЕННАДИЙ ЧИСТЯКОВ
(род. в 1939 г.)

МЫ УХОДИМ

Мы уходим всё дальше и дальше,
И, годам потерявшие счёт,
Мы не верим спасительной фальши,
Будто мы что-то значим ещё.
Мы сердца надорвали до срока,
Не взыщите – не наша вина:
По евангельям новых пророков
Нас учила родная страна.
Мы шагали развёрнутым строем,
Устремлённые к целям большим,
Мы отважно кричали: «Построим!»
И восторженно пели: «Свершим!»
Мы горели, мы плавились в тиглях,
Мы вздымали кирпич на кирпич.
Не кляните нас – мы не достигли
Тех вершин, что хотели достичь.
И в конце лишь смогли разобраться:
В этом мире деляг и рвачей
Никакого вселенского братства
Не построить из тех кирпичей.
Но, за жизнь нагрешившие вдосталь,
Мы вернулись к Заветам Христа,
И, быть может, на русских погостах
Мы себе отмолили места?
И уходим всё дальше и дальше
На закатный слабеющий свет.
Вы над горечью наших бывальщин
Не глумитесь, идущие вслед.

КРАСНОЕ ЯБЛОЧКО

Вот и отмучилась, вот и не стало соседки.
Окна крест-накрест забиты простым горбылём.
Только в саду облетевшем на тоненькой ветке
Красное яблочко светится жарким углём.
Красное яблочко, сколько же лет миновало!
Сколько же вёсен, и сколько прошло осеней!
Красное яблочко, помню, ни много, ни мало,
Я после Армии чуть не женился на ней.
Я призывался, была она – гадкий утёнок,
А возвратился, увидел – хоть падай, хоть стой:
Белая лебедь! Она всех в округе девчонок,
Как говорится, затмила своей красотой.
В прежние годы мы были воспитаны строго,
Время растления нас не накрыло ещё.
Но, тем не менее, так и хотелось потрогать
Милые ямочки спелых, как яблочки щёк.
Но вот не вышло, чего-то там не получилось.
Так мы и прожили, каждый с судьбою своей,
Просто соседями были. И вот – опочила.
Мир её праху и Царство Небесное ей.
Ах, эта старость, ах эта проклятая старость!
Выйду на улицу, молча гулять побреду.
И не замечу, как с тоненькой ветки сорвалось
Красное яблочко там, у соседки в саду

***

По дороге кровавой и длинной
С беспощадным названьем «война»
Мой отец не дошел до Берлина,
Но войны нахлебался сполна.

В Кенигсберге — и с фронта, и с тыла
Артналеты и ночью, и днем.
Там его батарею накрыло
Навесным минометным огнем.

А потом бате штопали спину
В тыловом городишке Сморгонь,
И в бреду он хрипел: — По Берлину!
По Берлину, ребята, огонь!

— Лейтенант, позабудь о Берлине, —
Усмехался хирург, — милый мой!
Ты, браток, не вояка отныне.
Коли выживешь — спишем домой.

Он и выжил, вернулся. Но долго
Он в себя уходил, как в провал,
Будто взял и не выполнил долга,
Или будто не довоевал.

В День Победы, приняв из графина,
Тяжело навалившись на стол,
Он кричал: — Распроклятая мина!
Я бы точно дошел до Берлина,
Да поди ж, твою мать, не дошел.

ПРАВНУКИ

Мы ещё бродим, пропахшие прахом и тлением,
Но примечаем, как, требуя мамкину грудь,
В детских колясочках третье растёт поколение,
Наше продление, наша бессмертная суть.
Им незнакомо пока ощущение Родины,
В их кругозоре – игрушки, кроватка и мать,
А отчего мы ревниво трясёмся над пройденным,
Им ни к чему, да и рано ещё понимать.
В их головёнках ещё колобродит безвременье,
В каждом листке и былинке для них – новизна,
А принадлежность к великому роду и племени
Им уж без нас доведётся когда-то узнать.
Да, нам пора, мы уходим в иные становища,
Но просыпаются и отправляются в путь
В детских колясочках главные наши сокровища,
Наше продление, наша бессмертная суть