За решёткой

           Тюрьма уже давно ждала Сашку. Путь, на котором стоял он,  не мог не привести его за решётку. Судьба ли одна виновна в том? Может, сам где-то виновен? Зачем отворачивался от другой дороги, по  которой шли гурьбой его сверстники – кто в училище, кто в школу.  Он их видел -  чисто одетых, не обделённых лаской и заботой родителей. Неужели это издевательство мамочки с ранних лет оглушило его душу и принудило думать, что он на земле как бы лишний?  Участие хороших людей трогало его чуткую душу до слёз, но не спасло, только напоминало о  непутёвой судьбе. Да, был он оглушён с  детства.  Как же ему очнуться?
 
           В карантинной камере находилось тридцать  человек.  Нары в два яруса,  слабый  свет  от лампочки над  дверью, злые взгляды присутствующих, причём, каждый был занят собой - предстоящим следствием, судом. Никто ни с кем не сходился, опасаясь  «наседки». В душу никто ни к кому не лез, но если нужно было выговориться кому, слушали внимательно, старались дать совет.
           Сашкино внимание привлёк сокамерник, который имел старенькую гитару, бесподобно играя на ней  и хрипловатым голосом напевая. Его слушали, грустя и почёсываясь, иные вытирали  слёзы.  Одна  песня  нравилась всем особенно, он исполнял её, отвечая на просьбу, по  несколько раз  в  сутки.  Эта  песня  была  о китайском болванчике. Сашка услышал  её впервые.  «О китайском болванчике,  что качает своей головой, на протёртом диванчике я пою, омываясь слезой…» Печальная мелодия и хриплый голос завораживали Сашку, как и остальных. Песня на  время  уводила от   действительности, как бы разрушая  тюремные  стены.
            Простуда дала о себе знать. Кашель, боль в груди привели Сашку в тюремную больницу.  Разболелся он серьёзно, таблетки не могли сбить температуру. Зато тюремный пожилой врач был добр к нему, и, выздоравливая, Сашка, попросив листок бумаги, выразил своё чувство к нему стихотворением. Это был первый его стихотворный опыт.

                «Лепило» - старый Колечка -
                В тюряге врачевал.
                А я лежал на коечке,
                Почти что умирал.

                Мне он давал таблеточки,
                И в зад свой шприц  вгонял,
                И нежно малолеточкой
                Меня он называл.

                Почти как сына, баловал,
                Он вылечил меня.
                «Лепило» Колю старого
                Забыть не в силах я.
   
Выздоровевшего Сашку отправили в камеру  для малолеток.  Девять  подростков не дружелюбно встретили его.  Один из них, долговязый, как видно,  вожак,  взял бесцеремонно  Сашку за подбородок и спросил:
            - Кто, откуда, за что?
             Сашка  отдёрнул голову, в руках держа  подушку, матрац, полотенце и кружку. Подростку его движение не понравилось. Он убрал  руку, но хмыкнул  и  повернулся  к пацанам.  Сашка прошёл  и  кинул  матрац  на свободные нары. Потом сел и, глянув  на долговязого, сказал:
            - Легавые надоели с допросами, и ты ещё мозги клепаешь.
             Долговязый опешил. Остальные прекратили игру в карты и посмотрели на прибывшего.  Один, черноволосый и коренастый, спросил:
           - Что ты сказал?
- Да что слышал.
             Сашка заметил, что в сторонке от сплочённой шайки сидят четверо; их лица в процессе разговора всё больше светлели. Сашкин матрац развернулся, и сокамерники  не могли  не увидеть ватные брюки, телогрейку и продукты – то, что было передано тётушкой Анной.
             - Чего с ним разговаривать! - встал коренастый  и подошёл к новенькому.
           Минуя Сашку, он протянул руку к передаче.
- Клешню убери, паскуда! - заорал Сашка на всю камеру, коренастый отпрянул. - Только притронься… - Ну, а дальше послышался  такой  отменный  мат,  который  присутствующие вряд ли слышали. -  Домашняк  долбанный, -  заключил  Сашка трёхэтажную брань. - Отпрянь, а то башку каблуком расшибу!
           Он засучил рукава,  и тут все  увидели  солидные наколки. Четверо подростков встали и подошли к Сашке, дав понять, что будут на его стороне.
            - Я вроде пошутить хотел, - буркнул коренастый, с презрением взглянув на струсившего и примолкнувшего долговязого; переваливаясь, он отошёл в сторону.
            В атмосфере унылой камеры витала   новость:  смена  власти.  Один  из примкнувших к Сашке  – далеко не хилый пацан – ухватил долговязого за шиворот и, придавив его локтем к стене, заорал:
           - Скидай сапоги мои, падла! 
            И тот, не говоря ни слова, снял с ног хромовые  сапоги.  Четверо  пацанов присели вокруг Сашки.
           - За что сидишь? - один из пацанов обратился к нему.
           - Подрезал одного, такого, как тот, - громко сказал Сашка, кивнув на долговязого.
            - Чего ты киваешь? - голос прорезался у скинутого с трона главаря. -   На вора в законе замахнулся,  поплатишься.
            - Кому гонишь! - расхохотался Сашка. - Кто это узаконил  малолетку? Воровские  сходки обходятся без сопливых.
            Так как бывшие шестёрки долговязого предпочли продолжить игру в карты,  не  прореагировав на выпад новичка, то  диалог закончился. Сашка тут же  затеял пиршество, пригласив и союзников и бывших врагов. Долговязому он тоже протянул кусок колбасы с хлебом. Скорчив непонятную гримасу, тот  еду всё-таки принял.