Никита Брагин

НИКИТА БРАГИН
(род. в 1956 г.)

Земля, ты столько бережешь
в себе, за пазухой шинели –
сошник, подкову, царский грош,
жестянку из-под карамели –
любви и времени осколки,
кусочки драгоценных ваз,
припрятанные втихомолку
от посторонних глаз.

Родная, черная, прости!
Поклон твоим цветам и злакам!
Как горестно держать в горсти
тебя, наполненную прахом!
Но, чтобы память не ослепла,
и слово не сдалось огню,
в сосуде сердца нежность пепла
я мысленно храню.

Три поколения войны,
мальчишки, их отцы и деды,
что до сих пор не сочтены,
и ждут поныне день победы –
кто на высотах, кто в болотах,
кто мхом укрыт, кто муравой…
На поле боя ждет пехота
салюта над Москвой.

Насколько лучше нас они,
настолько тяжелей утрата.
Не скажешь времени – верни,
и не услышишь голос брата.
Есть только память о родимых
и поминальные венки,
и от Рыбачьего до Крыма
бессмертные полки.

САМОВАР

Иван Иваныч, самовар,
пузатый витязь в медных латах,
могучий стан, горячий пар —
почто не во главе стола ты?

От века в нашей стороне
с тобою пили и едали —
недаром на твоей броне
теснятся оттиски медалей.

Иван Иваныч, светлый царь
витрины тульского музея!
Здесь гости добрые, как встарь,
с восторгом на тебя глазеют,

но им неведом тонкий дух
черносмородиновых листьев,
и не улавливает слух
на пир сзывающего свиста…

Вернись, былинный богатырь,
воспетый Вяземским и Хармсом,
ведь пол-Европы и Сибирь —
твое наследственное царство,

и славься за столом простым
владыкою блинов и чая,
Отечества смолистый дым
с водою ключевой венчая!

***

Я хочу быть стоном надломленной ели,
дальним звоном колокола в метели,
неутешным плачем у колыбели
на исходе дня,
потому, что в этом снова и снова,
и легко, и чисто, и проще простого
сквозь пустую речь прорастает слово,
и зовёт меня.

Но меня не тронут пьяные слёзы,
и надрыв, и вопли, и кровь с навозом,
и вообще я не верю в соборность колхоза,
мне другое ближе –
одинокость креста над речным разливом,
и негромкий, но вольный шелест нивы,
и согбенная скорбь надмогильной ивы –
в ней я родину вижу.

Вижу вал земляной – то в некошеных травах,
то под белым снегом, и в детских забавах –
вот что вижу я у тебя, держава,
под кольчугой.
И не надо вычурных толкований,
завываний, истерик и целований –
в наше время играть и сорить словами
не заслуга.

* * *
There is still time… brother
В чем сила, брат? Обожжена броня,
разбит бетон, щетиной арматура, –
у смерти не бывает перекура,
она не утомится, хороня.
В чем сила? В мураве под сапогом,
в сырой земле под гусеницей ржавой,
в России, что превыше, чем держава,
и в памяти о самом дорогом.

В чем совесть, брат? Когда берешь взаймы,
и думаешь, как избежать уплаты
и как достроить, наконец, палаты,
с эмблемой в виде нищенской сумы…
В чем совесть? В неиспользованной лжи,
в тяжелом неразряженном патроне,
и в тех, кто голову в земном поклоне
склонил, за други душу положив.

В чем правда, брат? А в том, что все умрут, –
и те, кто разжигал, и те, кто тушит,
кто слышал все, кто ничего не слушал,
кто бросил все, кто продолжал свой труд.
В чем правда? Здесь по-русски говорят,
но детский плач повсюду одинаков.
Сейчас твоих детей пошлют в атаку.
Останови. Еще есть время, брат.

* * *

Солнышко мутовки на сосновом спиле
светом прорастает из ушедшей были.
Чем седее брёвна, чем древней венец,
тем светлее золото годовых колец.

Так и мы с тобою сквозь лета и зимы
прорастём любовью, прорастём любимым.
Смолкой золотою в солнечном бору,
для тебя заплачу я, и с тобой умру.