Евгений Эрастов
(род. в 1963 г.)
Провинциальная тоска на фоне сломанной рябины.
Свинцовый ветер у виска играет пухом тополиным.
Провинциальное тепло убогих дров и крыш железных,
Где столько времени прошло в воспоминаньях бесполезных.
Который век душа болит! Какие горькие минуты
Мне куст рябиновый сулит в угаре пригородной смуты!
Здесь птичий посвист, рыбий плеск, безумье ранних возгораний,
Шальной кузнечиковый треск, листочек бархатный герани.
Вся жизнь – как пение сверчка. Трещат шестнадцатые доли –
Все как у Баха-старичка в заштатной музыкальной школе,
Где западает ми-бемоль, где с Вечной Музыкой один ты.
Родная блажь, зубная боль, хоральное зиянье квинты.
Ты край родной не узнаешь – здесь все давно на ладан дышит,
И слишком трезво сознаешь – никто твой голос не услышит.
И звёздный Генеральный Штаб к своим победам равнодушен,
И звёзды катятся в ухаб, как в ад – наказанные души.
И невостребованный стих свечою тонкой догорает.
Не потому, что голос тих – здесь все сегодня умирает.
Не исчезай, мой горький бред – рябин родимых силуэты!
...России, может быть, и нет – её придумали поэты.
* * *
Снег идет, как житийная проза —
Крупностопно, светло, не спеша.
И от зимнего тлеет наркоза
Одинокая крошка душа.
Видно, нету роскошней подарка —
В предвкушенье стреноженной тьмы.
Снег идет от Луки и от Марка,
От Матфея, Иуды, Фомы.
От небесной церковной лампады,
Засыпая морей берега,
Досточтимые веси и грады,
Долы, горы, леса и луга.
Частоколы, дворы, буераки,
Трехугольные крыши домов…
Что ему потасовки да драки,
Колченогие люди-собаки,
Низкопробный крысиный улов?
Не комета ль в потемках блеснула?
Как ты призрачен, звездный обоз!
Что тебе до вселенского гула?
Но такая тоска навернула —
Снег проклятый растрогал до слез.
* * *
И жизнь страшна, и жесткие стрижи,
Крылами дребезжащие по цинку,
Скребут жестокосердные ножи,
К смертельному готовясь поединку.
И сам ты, недобиток и дебил,
Поймав свою страну на добром слове,
Всю жизнь-отраду подло загубил,
Но не пролил при этом вражьей крови.
Когда вздымался в небо красный флаг,
Ты был простой советской канарейкой,
Одним из голенастых бедолаг,
Толпящихся на утренней линейке.
Повязанный сермяжною судьбой,
Где каждый был товарищем и братом,
И Родина вставала за тобой
Огромным полыхающим закатом.
Зачем тебе янтарный звукоряд,
Шальная жизнь, полуночная свара?
И жизнь страшна, и нет пути назад,
И нет безумней русского кошмара.
* * *
Как бездонно ты, русское горе!
Буйный ветер хохочет в ночи.
Мне бы жить, как синичка за морем —
Песни петь да клевать куличи.
И на волны глядеть втихомолку,
Позабыв про шальные ветра.
Знать, что в Туле живет перепелка —
Ни кола у нее, ни двора.
Вспоминать, как в Германии пестрой,
Средь ухоженных древних земель,
Возле готики, мрачной и острой,
Хитроумный, как граф Калиостро,
Длинноклювый живет журавель.
Как терновник пострижен красиво!
Как богат и спокоен народ!
Он из кружек, поставленных криво,
Допивает баварское пиво
И сосиски уныло клюет.
На дородную смотрит супругу,
На дворцы, на резные мосты.
...Я пойду через русскую вьюгу
На ограды глядеть да кресты.
В вечном поиске здравого смысла
Не сойти б ненароком с ума!
А над кладбищем зимним повисла,
Как проклятие, вечная тьма.
Мне б туда, где никто не догонит!
Мне б забыть про земную юдоль!
Буйный ветер над кладбищем стонет —
Это отзыв на русский пароль.
Свидетельство о публикации №122011506803