Спасибо грозе!
Вообще-то Тамуся не должна была появиться на свет. Но ее жизнь спасла сильная гроза. Да, именно так. Неудивительно, если гроза человека губит, но чтобы спасала? А все проще простого - ее мама, а тогда еще девятнадцатилетняя Анфиса, юная жена выпускника летного училища, шла на аборт. В последние дни скупо и тишком поплакала, и не потому, что душой была бестрепетна - напротив, за все сердцем переживала, но никогда не позволяла себе распускаться, чему подтверждением три будущих инфаркта. И сейчас, не глядя на потемневшее, явно к дождю небо, вся заледенев от предстоящего ей ужаса, шла истязать себя и уничтожить своего такого несвоевременного ребенка. Он, действительно, зародился очень некстати, трудно даже представить, где ему суждено появиться на свет, ведь летчик не распоряжается своей судьбой. Куда отправят служить - там обживайся в казенной комнате с казенной же мебелишкой. Ни единой души из родных, и никого из знакомых. До детей ли тут? А как, вопреки всему ходу вещей, из тихого подмосковного Богородска, где издавна все бытование сосредоточено вокруг ткацких фабрик, судьба неожиданно отправила ее в кочевую жизнь по приказу командования – это отдельная история. Патриархальный Богородск в 1929 году и военный летчик - не чудеса ли? И вот, стиснув зубы и теперь уж не позволив выкатиться и малой слезинке, Анфиса начинала свою взрослую, бабью жизнь...
И тогда хлынул ливень. Наверно, так начинался смывший все земное библейский потоп, воспринимаемый теперь, как сказка. И гроза! О, какая всенебесная полыхнула гроза! С ослепляющими до рези в глазах молниями, пронзавшими землю из черных, низко нависающих туч. И мгновенно за вспышками - грохочущие раскаты грома, сотрясавшие все вокруг и рвущие барабанные перепонки... Анфиса метнулась было под густое дерево на обочине, надеясь хоть немного укрыться, но куда там! Она в секунды промокла до исподней нитки, а с начищенных мелом парусиновых тапочек жалобно стекали в лужу белые струйки, огибая подошвы... И пока обувь не раскисла окончательно, Анфиса опрометью побежала домой, тщетно одергивая облепившее ноги платье.
Так, благодаря грозе, Тамуся появилась на свет. Это было первое ВОПРЕКИ в ее судьбе, в длинной жизни. Хотя родители на долгую жизнь своей дочки не рассчитывали. Вскоре после рождения у нее обнаружился порок сердца – незаращение Боталлова протока, и врачи сказали, что девочка скорее всего умрет в переходном возрасте. И ошиблись! А Тамуся о своей короткой жизни, к счастью, ничего не знала. Как не знала и страха за себя. Не от детской бездумной храбрости, а от полной доверчивости ко всем вокруг и окружающему миру. И хотя в детстве была чахлая, ходила с голубыми губами и ногтями, ее водили по врачам и как-то пытались лечить, а в их же классе умер мальчик с тем же диагнозом, она начала заниматься легкой атлетикой и гимнастикой и даже участвовала со школьной командой в городских соревнованиях. Все ее подружки занимались в спортивной секции, и она начала себя укреплять. Стелила на пол шубейку, запирала на крючок входную дверь - для опоры вскинутым ногам, и пыталась делать стойку на руках. Сначала только падала, руки были слабые – и как только шею себе не свернула, но в результате у нее стало получаться! Но это уже потом, после войны.
Родилась она уже не в Богородске-Ногинске, а на Украине, в городе Зиновьевск – прежде это был Елисаветград, позже Кировоград, сейчас город Кропивницький. А в два года, когда отца направили служить в Тифлис, Тамуся очень сильно заболела и едва не умерла от непривычной жары. Ее спасло то, что папа по совету врача вывез их с мамой высоко в горы, село называлось Каджори. Вернувшись в Ногинск, Тамуся впервые увидела снег и закричала: «Мама, почему летают белые мухи?» В последующие годы их кочевой жизни они временами приезжали в Ногинск и ждали, когда папа обустроится в очередном месте и заберет их к себе. Жили в Березниках на Урале, в Минске, в Казани – Тамуся пошла там в первый класс. А потом отца перевели в казахстанский Петропавловск, они с мамой приехали туда 1 июня 1941 года. И началась война. Тогда волей-неволей, особенно после гибели папы на фронте в конце 1942 года, надо было как-то выживать. И хилой Тамусе пришлось топить печку, носить воду на коромысле, и еще многое вытерпеть и много чему научиться.
Они с мамой и двоюродной младшей сестрой оказались в далеком, чужом городе совершенно одни. Мама весь день работала, а девочки – после школы Тамуся сменяла занявшую очередь сестру, переписывая номер на ладони - стояли в очередях за хлебом, керосином… Хлеба часто не хватало, и выдавали муку, но гораздо меньше по весу. Местная вода в колодцах была пригодна только для стирки, а питьевую воду из глубоких скважин продавали по талонам в специальных будках. Но зимой - а зимы были лютые, в доме вода за ночь покрывалась льдом – замерзала вода и в будках, и в водонапорной башне. Тогда собирался целый поезд из санок, и ребятня отправлялась на реку Ишим за водой. От холода в школе сидели в пальто, а писали карандашами на полях газет при свете коптилок – слабый фитилек в жестяной банке с керосином. Когда ребята ходили в госпиталь – уже в сентябре бывший Дом пионеров был заполнен ранеными - пели и писали письма для раненых, медсестры давали им парафин и кусочки бинтов для фитилей. Дров в Петропавловске не было, печки топили углем и кизяками, которые складывали во дворе.
И постоянный, мучительный голод… Даже после войны, 1946-47 годах, очень голодали. Она вспоминает, как в пионерском лагере их спасал американский картофельный порошок, его разводили водой и запекали на противне. И радовались, если в столовой доставалась горбушка хлеба, а не мякиш – ее можно было жевать подольше. Как только выжили тогда? Еще одно ВОПРЕКИ в Тамусиной судьбе. Как и то, что потом и я появилась на свет, благодаря моей рисковой маме!
13 января 2022 года, ей исполнился 91 год. С днем рождения, моя дорогая мамочка!
Свидетельство о публикации №122011505743
Еще многие-многие лета твоей удивительной жизнестойкой маме!
Лариса Косогова Козлова 16.01.2022 22:33 Заявить о нарушении
Елена Владеева 20.01.2022 14:59 Заявить о нарушении