Мотылёк

Помню, на кухне полумёртвый мотылёк
(не знаю то, откуда он явился)
потолку ниц лежал, в проходе поперёк;
пытался двигаться, почти не шевелился.

А кот, играючись, его лапой швырял.
Тому мучение, другому же - забава.
Пусть человек «забавистей» зверья,
но сердце тронуло терзание за даром.

И я вмешался. Отогнал кота.
Зачем терпеть ненужную расправу,
к чему нужны мучения, когда
их волен прекратить одним ударом?

И вилку взял, и, целясь может в грудь(?),
(схватил, что попадя с целью покончить быстро)
не дал руке в процессе содрогнуть,
но тот лишь начал судорожней биться.

И я продолжил. Бил ещё. Опять.
И ум в неверьи спорить стал с глазами.
Ведь мотылёк не думал умирать.
Он жаждал жить, он жадно бил крылами.

Не так страшна смерть, в раз в лихом кювете,
выстрелом в лоб ли жизни ты лишись.
В нещадно-медленных приготовленьях смерти
в каждом ударе чувствовалась жизнь.

Верно ли чувствовать острей биенье жизни
в биеньи судорог? Превозмогая боль,
тот мотылек со страшной смертью грызся
за право жить пока ещё живой.

Если Бог есть, то не приемлет разум,
Как мог ведь он такое допустить?
Тот мотылек умер с седьмого раза,
во мне семь раз был умысел убить.

Знаю, всяк - ас в насильственном ремЕсле.
Давим жуков, когда о том не мыслим.
Но более убийство чувствуется, если
жертва выказывает свою жажду к жизни.

Погибель близких всех нас ужасает.
Мысль приближенья собственной страшит.
Но, как мы этого боимся сами,
Так всё на свете жизнью дорожит.

я вглядываюсь в маленькие ткани:
тельце его готовится в полёт.
Мы бы поня;ли будь мы мотыльками,
как страшно умер этот мотылёк?

Как жить хотел. И крыльями раскрыться
и может быть ещё чуть-чуть летать.
Но сомкнут взгляд. Так сомкнуты ресницы
у всех, кто не стремился умирать.