Про папу

Человек просто не хотел бояться.
Человек запретами, как цепями, бряцал.
Он хотел бунтовать,
кричать Тарзаном в общественном месте,
лететь на трамвайной подножке к невесте,
чужим именем себя называть.

Придумывал буйной своей головой
развлеченья –
              забирался на крыши,
                катился вниз,
наполняя сугроб самим собой.
Однажды над городом он повис,
зацепившись  за железный крюк,
неожиданно, как-то вдруг,
поцарапав спину себе серьезно –
было больно, боязно и морозно!

Так и висел в пустынном дворе
на окаянном этом штыре,
уставившись на окна – хоть бы увидел кто-то,
да все сейчас на  работах.
Жаль – не суббота.

Висел и от беспомощности плакал,
будто преступник, посаженный на кол.
Вспоминал врагов своих – всех прощал,
Богу лучше стать обещал,
сам себя стращал,
взор к небу белому обращал,
просил, чтобы Бог его поскорей отпущал.

И тут  пришел двухметровый добрый
Золотарь – они в те времена водились.
Название звучно маскировало дело –
а что, удобно! –
и названием этим они гордились.

Короче, увидел тот висящее тело,
снял с крюка, не прикладывая много сил,
поставил на землю.
                Отряхнул.
                Спросил:
«Кто тебя умудрился туда повесить?».
Человек молчал.
              Хлюпал носом.
                Ему было десять.

P.S. Человек тот штырь вспоминал не раз!
Оправдывался: 
            «Все были детьми же!»
Показывал шрам на пояснице.
Говорил мне:
           «Слава Богу, не ниже,
а то бы тебя могло не случиться!».
 
 
               


Рецензии