3. Извинение должно быть оскорбительнее оскорблени

У входа во дворец Ходжу встретил верный слуга Повелителя.
— Великий эмир велел принять тебя, уважаемый Ходжа Насреддин, как подобает. Исполнять любое твоё желание. Сейчас я проведу тебя в комнату для гостей. Ты сможешь утолить жажду и вздремнуть перед встречей с моим господином. Что на это скажешь? — с лукавым любопытством поглядел на Насреддина старик.
— Досточтимый… — Ходжа замялся…
— Ты можешь называть меня Рахим-бобо.
— Досточтимый Рахим-бобо, прежде чем я прибыл в этот великолепный дворец, — не менее лукаво улыбнулся Насреддин, — мы с посланником Повелителя прекрасно выспались у родника, и испили чистейшей, вкуснейшей воды.
Рахим-бобо спрятал одобрительно-понимающую улыбку в бороде.
 — Вот твоя комната. Пока ты будешь совершать омовение, я пришлю музыкантов, что бы они услаждали твой слух. Звук какого инструмента ты предпочитаешь всем другим?
— Досточтимый Рахим-бобо, самое большое наслаждение у меня вызывают удары шумовки о край казана и чарующие звуки кипящего масла, в котором жарится лук, морковь и кусочки курдючного сала.
Старик от души расхохотался и заявил, что не может заставлять ждать такого любителя прекрасного, как Ходжа Насреддин, и сей же час проводит его к Повелителю.
— Только учти, уважаемый, мой господин пребывает последнее время как бы тебе это объяснить…
— Объяснений не требуется, Рахим-бобо. По тому, как мне пришлось загонять моего Серого, а гонцу – коня, я понял, что меня ждут серьёзные испытания, которыми озадачит меня наш Повелитель.
— Твои мысли справедливы, — вздохнул Рахим-бобо, — следуй за мной. И да пребудет с тобой милосердие Всевышнего.
***

С трепетом Ходжа Насреддин переступил порог комнаты, где Властелин мира искал уединения, когда его одолевали только ему известные раздумья.
 Ходжа прижал руку к сердцу и отвесил глубокий поклон.
— Мир твоему дому, Повелитель вселенной, здоровья и благополучия тебе, твоим родным, близким…
Нетерпеливым жестом Тимур прервал это незатейливое приветствие и указал Ходже на место рядом с собой. Такой чести редко удостаивались даже самые знатные ханы и беки.
Хотя, справедливости ради нужно отметить, что рядом с собой он, случалось, сажал уважаемых людей, знающих своё ремесло: талантливого зодчего, храброго воина, оборотистого купца. Была бы польза государству.
Ходжа Насреддин не был ни первым, ни вторым, ни третьим. Посему основательно уселся и внимательно посмотрел на властелина мира, чего тот, надо и в этом признаться, не поощрял в подданных. Но Ходже надо было вызвать хозяина на разговор. Всем известно, что ожидание приговора страшнее приведения его в исполнение.
Повелитель усмехнулся и хлопнул в ладони. Тут же слуги принялись вносить различные кушанья, аромат которых мгновенно заглушил в Насреддине все дурные предчувствия. Чего-чего, а вкусно и вдоволь поесть наш весёлый мудрец любил, как никто другой. Слуга полил им на руки из кувшина, и они приступили к трапезе. Впрочем, к ней приступил в основном Ходжа. Повелитель задумчиво отщипывал от лепёшки маленькие кусочки, лишь изредка указывая гостю то на пиалу с пловом, то на блюдо с жареными куропатками. Ходжа ни от чего не отказывался. Иди-знай, когда в другой раз ему доведётся вот так вот запросто и задушевно посидеть в компании с самим владыкой мира.
Наконец, по взгляду, брошенному Повелителем, он понял,  предел услаждения чрева исчерпан. Насреддин провёл руками по бороде, произнеся привычное «Омин», и повесил свои уши на гвоздь внимания.
— Ходжа, в ближайшие дни, во времени я тебя не ограничиваю, но и тянуть с этим не стоит, ты сделаешь следующее…— эмир постарался улыбнуться как можно приветливее.
Но от этой улыбки у Насреддина пошёл мороз по коже.
«Милостивый аллах, — воскликнул он про себя, — я совершу хадж в Мекку, я раздам все свои скромные богатства сиротам, только избавь меня от неисполнимой прихоти этого человека. Чем я, ничтожный червяк, могу его облагодетельствовать, когда стоит ему захотеть и все сокровища мира упадут к его ногам».
— Разве правоверный мусульманин может обидеть гостя, которого ему посылает сам аллах? — насмешливо спросил гостеприимный хозяин.
 «Насквозь видит» — съёжился Ходжа.
— То-то, — произнёс Повелитель. — Ты сделаешь следующее: прилюдно оскорбишь меня.
Ходжа открыл рот от изумления.
— Затем принесёшь извинение. Но вся штука в том, что извинение должно быть более оскорбительным, чем само оскорбление.
Насреддин остолбенел, пытаясь осознать приказание Тимура.
— Только запомни – прилюдно. — Неожиданно хихикнул Повелитель —   И запомни, твоё извинение должно быть более оскорбительным, чем само оскорбление. Движением руки дал понять, что разговор, больше напоминавший приговор, окончен.
— Слушаю и повинуюсь, Повелитель. — Ходжа, пятясь спиной, покинул покои.
— Мой дворец в твоём распоряжении, — донеслось ему в след.