Гусляр

Былинные плыли дали.
Старинные вьюги выли.
Под облаком белым стаи
несли надреальность былей.

Рассказывали равнины –
раскатывалось по лесу.
Заканчивалась счастливым
куплетом любая песня.

И пел тот певец. Не знаю
ни имени, ни селенья
его. Но огонь призванья
призвал его в час рожденья;

вложил в его душу голос,
и струны наполнил чем-то,
что пело и отзывалось,
болело, ждало ответа,
под пальцами – серебрилось,
под солнцем – взлетало птицей.
А слушателям всё мнилось,
что будущее им снится.

Он пел как дышал, и струны
дышать ему помогали.
Он в песне страдал и думал,
сближая года и дали,
раскручивая пространство
и время в узор сплетая,
он строил из звуков царства
и их населял мечтами.

И быль обращал в былины,
и в сказку давал поверить;
а звуки лились в долины,
в леса – и вздыхали звери.

Чтоб прошлое не забылось,
покрытое серой пылью,
чтоб будущее свершилось
со всей полнотой и ширью,
чтоб радовались как дети,
чтоб жили, не унывали –
былиной он сплёл столетья,
звон струн, облака и дали.